динарий, — повторил я слова ведьмы. Слова из Нового Завета, Откровение Иоанна Богослова.
Теперь все встало на свои места. Когда я осознал все, что мне довелось недавно увидеть — меня вмиг прошиб холодный пот. Апокалипсис… Апостолы Дьявола хотят начать Апокалипсис, и тому имелись доказательства. Ведьма и ее приспешники проводили темный ритуал, надеясь сорвать третью печать. Та тварь в подземелье — ни что иное, как слуга Всадника Апокалипсиса, имя которому — Голод. Сама же тварь являла собою один из семи грехов — Чревоугодие. Ну конечно, ведь иначе и быть не может! Обжорство и голод всегда идут рука об руку. Выходит, что и вспышка чумы — конкретное стремление, взлом еще одной печати, после падения которой в мир придет Всадник на бледном коне. Смерть.
Не теряя времени, я достал из ящика стола бумагу и чернила. Пламя свечи дрожало от сквозняка, света недоставало, поэтому буквы выходили не такими ровными. Я составил письмо кардиналу и сразу же отправил почтового голубя. Небо посерело, близился рассвет, так что письмо ляжет на стол кардинала уже к завтраку.
Устало откинувшись на спинку стула, я помассировал переносицу. Голова раскалывалась, в волосах запеклась кровь, левая рука болела и плохо слушалась. А в мыслях билось одно: нужно убить Обжорство и остановить Голод, а следом уничтожить Чуму. Нельзя чтобы пала хотя бы одна печать. Нельзя! Но как?
Как?!!
В горле пересохло. Взяв стакан воды, я сделал большой глоток и тут же поперхнулся. Я понял как убить тварь! Понял я и другое: мало убить Обжорство, нужно найти тех, кто его создал, иначе в мир придет другое чудовище, а за ним еще и еще. В том, что тварь создали искусственно — я не сомневался. «Наука и магия всегда стоят рядом, и грань между ними порой неотличима» — услышал я однажды фразу, она навсегда врезалась в память вместе с человеком, ее сказавшим. Чудовище сотворили с помощью науки и магии — тому свидетельство торчащие из серой плоти трубки и хирургические швы. А так ли много мест, где это можно сделать? Где есть лаборатория, хирургическая комната, и люди, которых никто не станет искать, не станет оплакивать?..
Ответ напрашивался сам собою: лепрозорий.
Да, именно так. Лепрозорий — идеальное место, сокрытое от посторонних, к тому же в этих лечебницах полно прокаженных, которые для всех мертвы. Чем не плоть и корм для монстра? Во Флоренции два рабочих лепрозория: Часовня Прокаженных и Обитель Спасения. Что ж, начнем прямо сейчас. Действуй я по обычному порядку, то сперва допросил бы прокаженных, узнал, не исчезают ли люди и нет ли странностей. И только потом взялся бы за главного лекаря — седого улыбчивого доктора Бруно.
Я стремительно вышел из кабинета и направился к спальне доктора. Громко постучал кулаком в рассохшуюся дверь.
— Бруно! Открывайте! — тарабанил я. — Именем Инквизиции!
Тишина.
Не став дожидаться, пока Бруно вылезет в окно и попытается сбежать, я ногой вышиб дверь. В спальне тускло горела масляная лампа, на кровати вроде бы кто-то спал, накрывшись одеялом с головой. Неужто Бруно не услышал? Или… мертв?
Я подошел и сдернул одеяло. Вместо человека на кровати лежал свернутый соломенный тюфяк.
— Проклятье!
Я вышел в коридор и рванул дверь спальни лекаря Дийстры.
— Где Бруно? Отвечай!
Испуганный лекарь вскочил, подслеповато щурясь.
— Я… н-н-е знаю… — промямлил Дийстра заикаясь. — Спит. Или в лечебном зале.
— Из комнаты ни шагу, — сказал я, смерив лекаря холодным взглядом. — Мы еще поговорим по душам. Не забудьте помолиться, Дийстра.
Дийстра истово закивал, а я уже шел по коридору дальше, вслед неслись слова молитвы — горячей и протяжной. Так может молиться только человек испуганный, дорожащий своей жизнью. В темных сырых коридорах гулял сквозняк, свет от масляных ламп дрожал, отбрасывая на каменные стены уродливые тени. Отовсюду слышались стоны и плачь. По темным углам и нишам прятались прокаженные. Я схватил одного за грудки и выволок на свет. Прокаженный забился, словно попавший на солнце вампир.
— Где Бруно? — процедил я.
— Апх… Апх… — прокаженный хватал ртом воздух и таращился на меня мутными рыбьими глазами.
— Говори!
— Апх… Не видел… Два дня как не вижу его.
Отбросив прокаженного, будто мусор, я пошел дальше. Проверял комнаты и палаты, залы и столовые, будил спящих и задавал вопросы. Бруно никто не видел. Что ж, либо седой улыбчивый доктор так осторожен, что превратился в призрак, либо больные и служащие настолько запуганы, что молчат. Ничего, если не найду лекаря, я собственноручно вытащу потроха из каждого и проверю, есть ли у этих крыс душа.
— Там… Тот, кого ты ищеш-ш-шь, там, — послышалось откуда-то из темноты змеиное шипенье.
Я обернулся и увидел прокаженного, чье лицо скрывал капюшон весьма дорогого плаща. Готов поклясться, что секунду назад тут никого не было!
— Ты найдеш-ш-шь. Здесь.
Прокаженный вдавил рукой камень в кладке. Послышался гул невидимого механизма, после чего в стене открылся тайный лаз. Сняв с крюка лампу, я, пригнувшись, прошел в проем.
— Ты найдеш-ш-ш-ь. Найдеш-ш-шь, Арон, — прошипело мне вслед.
Узкий темный тоннель тянулся и тянулся. Я ожидал, что он приведет меня к тайной лаборатории или к месту, где спрятан алтарь на котором Бруно приносит жертвы. Но тоннель оказался всего лишь черным ходом и вел в заброшенный сад, где стояла старая часовня. Я затушил лампу и вышел из тоннеля.
Бруно я заметил сразу. Занимался рассвет, и его высокая, плечистая фигура хорошо просматривалась на фоне зарева. Бруно был не один, рядом с лекарем стояла невысокая стройная женщина, одетая в походный костюм. На плечах развивался плащ, а лицо скрывала маска чумного доктора, из-под которой выбились огненно-рыжие длинные локоны.
Я двигался бесшумно, я даже не дышал, но каким-то неведомым образом рыжеволосая меня заметила и обернулась. На миг наши взгляды встретились. Женщина отсалютовала мне, и шустрой тенью перемахнула через забор, растаяв в предрассветной дымке.
Бруно же остался неподвижен. Доктор спокойно наблюдал, как я приближаюсь быстрым шагом, на его лице не дрогнул ни один мускул.
— Сегодня замечательное утро, не находите, инквизитор Арон? — улыбнулся Бруно.
Он стоял напротив: седой улыбчивый доктор с добрыми глазами и окровавленными руками.
— Я бы на вашем месте попридержал улыбочки, Бруно. На допросе вам будет не до учтивостей.
— Меня в чем-то подозревают? — искренне удивился доктор.
В ответ я многозначительно посмотрел на его обагренные руки.
— О, это всего лишь краска! — воскликнул Бруно. — Киноварь, если точнее. Вот, взгляните.
Он протянул мне руку, я поймал его запястье и выкрутил. Второй рукой схватил доктора за горло,
