Белый вертолет улетает, и Мудр начинает РАЗБОР ПОЛЕТОВ. Сейчас бы поспать. Не выспался я. Два раза с утра сытно поел, спать хочу, а тут - делами заниматься...
- Я доволен результатами полета, - первым говорит Платон. - Нас приняли хорошо, нас запомнили. Думаю, в следующий раз нас встретят не хуже.
- Думает он, - ворчит Ксапа.
- Я довольна полетом, - говорит Жамах. - Меня по-прежнему считают своей, меня по-прежнему уважают и слушаются. Особенно уважают за то, что не осталась насовсем.
- Как ты сказала? - интересуется Мудр.
- Да старухи в совете матерей меня не любят. Вечно я им как кость в горле. А молодые все на меня смотрят, за мной слова повторяют. Охотники меня уважают. Вот и получается, что по каждому пустяку по полдня ругаемся. А сейчас я силу набрала, два сильных народа меня уважают. Мое слово в совете самое веское. Очень хорошо, что я улетела. Так эти пустогрудые думают.
- Я доволен полетом, - говорит Мудреныш. - Следующей весной можно с Чубарами девками меняться. Девок у них много, все высокие, сильные. Дети сильными будут.
- А уж как они будут довольны... - влезает Жамах.
- Почему это? - тут же настораживается Мудр.
- Да неужели вы своих девок защитить не поможете, когда Айгуры захотят нас с вашей земли согнать?
- Кто такие Айгуры?
- Те самые сволочи, которые гонят нас на восход солнца столько лет, сколько я на свете живу.
Скверные парни, - догадываюсь я. - О них Ксапа Лаве рассказывала.
- А ты довольна? - спрашивает Ксапу Мудр. Мог бы не спрашивать. Ксапа сидит нахохлившись, словно воробей зимой.
- Чего мне радоваться? Я тут год культпросвет веду. Принципы гуманизма утверждаю. А этот лоботряс уже рабыню заимел! - Ксапа отвешивает Сергею подзатыльник.
- Я, может, наоборот, ее от рабства спас. Чего ты как неродная? - обиженно гудит тот.
Такого хохота я давно не слышал. Геологи лежат в лежку. Чуть погодя к ним присоединяются и охотники.
- Завтра к Заречным полетим, - заявляет Ксапа, когда смех затихает. - А потом - к Степнякам.
Геологи все намеченное сделали, но домой не спешат. Я так понимаю, нравится им у нас. И вдовы, что к ним приставлены, сытые и довольные ходят.
- Клык, давай мы вам летнюю столовую сделаем, - предлагает Платон. - А потом - свет в хыз проведем.
- Правильно! Только начнем со света, - Ксапа отдает малыша Жамах и подсаживается к нам. - Но напряжение тридцать шесть вольт. Смертоубийства нам не нужны.
- Да хоть двенадцать, - охотно соглашается Платон. - Потом мебель сколотим. Я заявку на электрику пишу.
- И стеклопакеты хорошо бы...
Через полчаса Платон возвращается. С виду серьезный, а глаза смеются.
- Значит, так, - говорит. - Заявку я Медведеву по рации продиктовал, он оборудование вышлет. Но требует на заявке твою подпись.
- Вот гад ползучий, - устало морщится Ксапа. - Требует - значит, получит.
И что-то царапает на бумаге, что Платон протянул. Тот подносит бумагу поближе к огню и, с трудом разбирая буквы, читает:
- Уважаемая охотница Ом-Ксапа. - Качает головой и складывает лист бумаги. - Детский сад в коротких штанишках!
На следующий день мы никуда не летим. Потому что рано утром прилетает зеленый вертолет, привозит тонну того, что Платон называет электрикой и четыре тонны продовольствия. А знаете, что такое пять тонн? Это не много, это ОЧЕНЬ МНОГО! Особенно, если их таскать на своем горбу от посадочной площадки до самого хыза.
- Что за самодеятельность? Я продукты не заказывала! - первым делом заявляет пилоту Ксапа.
- Я заказал. Сколько можно на халяву питаться? - вмешивается Платон.
Вертолет улетает. Пока Ксапа, повизгивая от восторга, заглядывает во все коробки подряд, мы с охотниками решаем, что никуда сегодня не полетим. Сергей нас поддерживает. Говорит, что не выспался, а от тяжелой работы у него руки дрожат. В таком состоянии нельзя водить вертолет. И он идет досыпать.
- Да ладно тебе! Всего три коробки принес, и уже перетрудился? - обижается на него Ксапа.
- Я перетрудился раньше.
- Когда это?
- Ночью! Когда искоренял пережитки рабского прошлого в чистом сознании невинной души!
- Э-э... Искоренил? - интересуется Вадим.
- Серь'ожа! - из палатки высовывается лохматая головка невинной души.
- Еще не до конца. Но я над этим работаю. Иду, милая!
Я подхожу сзади и обнимаю Ксапу.
- Пока Жамах с Мечталкой завтрак готовят, идем в вам, искореним... Как Сергей это назвал?
- Идем, - покладисто соглашается Ксапа. - Мне что, больше всех надо? Вот уйду в декрет - узнаете!
До полудня мы искореняем и отдыхаем, а после - ставим стеклопакеты. Конечно, ругаемся немного, что оконные проемы в хызе нестандартные. И все разные. Но получается здорово! Это я честно говорю, а не потому, что сам делал. Стеклопакет - это вещь! Болгарка - вещь! Электроперфоратор - тоже вещь! Камни насквозь сверлит!
Потом мы навешиваем большие железные двери. Такие, чтоб разъяренный медведь не пролез. (Чтоб разъяренный Медведев на пролез - переиначивает Толик, за что получает от Ксапы подзатыльник.)
Когда, усталые, растягиваемся на досках, приготовленных для столовой, Платон с Ксапой опять заводят свой нескончаемый спор о неолитической революции.
- С нами или без нас, но она наступит, ты согласна? - напирает Платон.
- Ну да.
- Так какая разница, наступит она сейчас, или тридцать тысяч лет спустя?
- Ты в детский сад ходил? - спрашивает Ксапа.
- Там, где я вырос, не было ни яслей, ни детских садов, - Платон переворачивается на спину, закладывает руки под голову и мечтательно смотрит в голубое небо. - На север была тундра, а на юг - тайга. В школу-интернат нас возили на вертолете. И на нем же - домой, на каникулы. В школьной библиотеке была масса зачитанных до дыр, разваливающихся по страницам книг, оставшихся с лучших времен. А среди них - роман Олега Куваева "Территория". Мы ночами его вслух читали. Можешь не верить, но из-за этой книги я стал геологом.
- Мы в институте им тоже зачитывались... А какая у тебя специализация?
- Хронометраж, датировка, палеоботаника.
- Это как? - удивляется Сергей.
- По отпечаткам окаменевших листочков определяю, что это за растение, и в какой период оно произрастало. Это дает возраст пласта. Не очень точно, зато быстро и дешево. Кстати, об ископаемых. Оксана, ты здесь питекантропов не встречала? Они сейчас живут и здравствуют. Исчезнут только через пять-шесть тысяч лет.
- Ой, и правда!.. И мамонты! Нет, не видела. Эй! не уводи разговор в сторону! Я очень хорошо помню, как после детского сада пошла в школу. Это был шок! Конец свободе! Уроки, домашние задания, обязанности, кружки всякие, куда меня мама записывала, чтоб на улице не болталась. Была свобода, и вдруг вся кончилась. В один день и навсегда. Все по расписанию, все куда-то спешить надо, что-то делать. Может, у кого-то детство в попке до старости играет, а у меня в первом классе закончилось. Слышишь? И я не хочу, чтоб у народа, который меня принял, оно так же внезапно кончилось.
