В дыму, среди куч камней трудно что-либо рассмотреть, в особенности потому, что огонь лишь начинает понемногу угасать.
Как нам всем хорошо известно, Ро куда лучше умеет разжигать пламя, чем тушить его.
По другую сторону двора я вижу Фортиса и Биби, они пытаются остудить Ро, обливая его святой водой. Они – все трое – покрыты густым слоем черной сажи.
Но по-настоящему страшное зрелище представляет собой Главный Посол Планеты Миядзава.
Бывший Главный Посол.
Потому что толстый клинообразный кусок обсидиана пронзил его грудь. И продолжает выползать через нее, извиваясь, будто человеческое тело – пустое место или совершенно несущественная помеха на пути.
А вот большинство его солдат провалились в расщелину. Я едва вижу макушки их голов и одну-две руки, все еще цепляющиеся за влажную землю. Они очень глубоко.
– Символично, тебе не кажется? – Это Лукас подошел ко мне и остановился сзади. – Видеть, что Главный Посол Планеты считал себя величайшим защитником Земли? А теперь его симпы оказались… Ну, ты понимаешь.
– Прилегли вздремнуть в холодке? – невинным тоном произносит Тима, чуть заметно усмехаясь.
Лукас, и Ро, и я начинаем хохотать, несмотря ни на что. Я протираю глаза от сажи.
– А где все остальные симпы? – Тима смотрит по сторонам, но никого не видит, ни единого солдата поблизости.
Лукас пожимает плечами:
– Сбежали, надо полагать. Я бы тоже сбежал, если бы обнаружил, что на меня напирает такое!
Я улыбаюсь:
– Ты о Ро? Или о корнях Иконы?
– Да и о том и о другом, – усмехается Лукас.
Тима кивает:
– Он прав. Я даже не представляю, что именно напугало их сильнее.
– Я их напугал, – слышится голос.
Я оборачиваюсь и вижу Ро, он тянется ко мне, чтобы обнять. Его кожа все еще слишком горяча, к ней трудно прикоснуться.
– Ро, ты это сделал! Ты спас нас!
Я прижимаюсь лицом к его шее, несмотря на то что Лукас стоит рядом с нами; несмотря ни на что.
Я просто не могу удержаться.
– Но я же всегда все чинил, разве не так? – Ро улыбается и тянется к Тиме.
Даже Лукас разок хлопает его по спине. А для него это кое-что значит.
– Или так, или наоборот. Ну, знаешь, то, что ты еще делал… – Я прикидываюсь, что думаю. – Ну да, все ломал!
Ро взрывается хохотом, и я тоже смеюсь. К тому времени, когда мы отодвигаемся друг от друга, у меня такое чувство, будто все идет, как и должно идти. Словно мы снова в миссии, на пляже, дома…
И даже если такого никогда больше не случится, я смакую это ощущение, пока можно. Ро – моя семья, мой самый давний друг. И я не могу делать вид, что это не так.
Я не могу не любить все это.
Не могу не любить его.
Потом я слышу поодаль тонкий голосок:
– Долория! Ты там?
Это Воробей пробирается ко мне, спотыкаясь в дыму.
Я протягиваю к ней руки. Она замечает меня и бежит в мою сторону по неровной земле.
– Осторожнее, – с улыбкой говорю я.
Ее пальцы тянутся ко мне, мягкие и пухлые. Мы тянемся друг к другу…
И ее пальцы проскальзывают сквозь мои.
Я замираю на месте, в потрясении глядя на собственную руку. Я делаю новую попытку, но ничего не меняется. Я хватаю воздух открытым ртом.
Потому что девочка ненастоящая.
Ее здесь нет.
Этого не может быть.
Воробей стоит прямо передо мной, уставившись на собственные пальцы.
А потом она начинает их загибать, по одному. Считая в обратном порядке.
– Пять…
– Фортис, что происходит? – спрашиваю я умоляющим тоном, но тот лишь отступает на шаг.
– Четыре…
Он бросает на меня странный взгляд:
– Долория, думаю, тебе сейчас лучше отойти.
– Три…
Лукас хватает меня за руку:
– Дол, я не понимаю, что происходит, но… но нам нужно убраться.
– Два…
Теперь только один палец Воробья – указательный – остается вытянутым. Она поднимает его к лицу и внимательно изучает.
– Что происходит, Воробей?
Девочка смотрит на небо и улыбается:
– Птицы…
Но в этом небе теперь не только птицы. Волосы Воробья, стоящей рядом со мной, шевелятся от ветра.
– Что это такое, Воробей?
– Не «что», сестра. Кто.
– Кто, Воробей? – Я чувствую, как по моим щекам катятся слезы. – Кто сюда идет?
Шум становится громче.
Воробей смотрит на свой палец. И только в этот момент я осознаю, что она вовсе не считает.
Она показывает.
Показывает в небо.
– Кто это? Кто? – Я уже не плачу. Больше не плачу. Я кричу.
Я чувствую нечто такое, чего уже давно, очень давно не ощущала.
Нечто столь обжигающее и живое – и безошибочно узнаваемое, как горячий воск, капающий на босую ногу.
Сначала укол подозрения, а потом – палящая правда.
– Они здесь…
Они. Не симпы. Не Главный Посол Планеты. Нечто куда более опасное, чем все они, вместе взятые.
Вся гора ощущает, когда они приближаются. Это хуже, чем любой пожар, чем любое землетрясение. Хуже, чем корни Икон.
Хуже, чем в Идиллии.
Потому что на этот раз движется не земля.
Движется небо.
Серебристые корабли выскальзывают из-за облаков, так ярко отражая солнце, что их трудно отличить от настоящего светила.
Один за другим они устремляются к земле, двигаясь слишком быстро для машин, созданных на Земле, и со слишком большой уверенностью.
Военное формирование.
Пять кораблей.
Эскадрилья.
Образующая пятиугольник.
Бежать поздно. И прятаться поздно. Когда небеса раскалываются, нам остается только наблюдать.
– Не плачь, Долория.
Я смотрю на ребенка, который не есть ребенок, которого здесь нет, который есть ничто.
– Почему я не чувствую твою руку?
Мои глаза полны слез. Я едва различаю ее лицо.
– Ты отражение, да? Или, может быть, сон? Ты виртуальная? В тебе есть хоть что-нибудь настоящее?
Воробей смотрит на меня серьезно и грустно:
– Сестра…
– Пожалуйста, – прошу я, – объясни мне.
– Долория… Ты была… Я не знаю, как это сказать. – Воробей закрывает глаза. – Красивой вещью. – Она улыбается. – Да, так.
Я едва дышу.
Я не могу поверить, что она сказала такое.
Такое, что я уже слышала прежде, но только во сне. И не от нее.
От Нулла.
Это говорил тот странный голос в моих снах, и даже птица так говорила.
Голос, который я слышала, когда рушилась Идиллия.
Имя, которое я слышала, когда захватили Фортиса там, в пустыне.
У меня все сжимается внутри.
Теперь слова застревают у меня в горле. Они просто не желают выходить, но я их все равно заставляю.
– Кто это, Воробей? Кто в тех кораблях?
Воробей улыбается мне, и это детская улыбка, полная безупречной невинности и безупречной любви.
– Я думаю, ты знаешь, сестра.
– Не знаю.
Я пытаюсь ничего не ощущать. Я пытаюсь не ощущать этого, кроме всего прочего.
– Долория…
– Скажи! Просто скажи это!
Она снова закрывает глаза, а ее губки складываются так, чтобы произнести слово.
– Я.
И как только она говорит это, ее тело начинает мерцать, как холодный цифровой монитор.
Замигало – и исчезло.
ДОНЕСЕНИЕ В ГЛАВНОЕ ПОСОЛЬСТВООТДЕЛЕНИЕ В ВОСТОЧНОЙ АЗИИПОМЕТКА: СРОЧНО
ГРИФ: ДЛЯ ЛИЧНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ
Подкомитет внутренних расследований 115211В
Относительно инцидента в Колониях ЮВА
Примечание. Свяжитесь с Джасмин3к, виртуальным гибридом человека 39261.ЮВА, лабораторным ассистентом доктора И. Янг, для дальнейших комментариев, если понадобится.
ЗАМЕТКИ ПО ЧАСТНОМУ ИССЛЕДОВАНИЮ
Пауло Фортиссимо
01/03/2070
Я уверен, что наилучший для нас шанс пройти через все это – затянуть все. Я не вижу никакого способа удержать Нулла от приземления, но, может быть, мы сможем заставить Нулла потратить больше времени, чем ему хочется, а это, надеюсь, даст нам возможность организовать отпор. Того оружия, что у него имеется, недостаточно, чтобы одним ударом смахнуть население всей планеты, а до тех пор, пока жив хоть один человек, у Нулла остаются проблемы.
Я бы вынудил Нулла создать местную инфраструктуру управления и использовать нас как полицию для самих себя. Использовать нас для строительства «оборудования» – что бы это ни было такое, но оно ему необходимо, чтобы превратить планету в мульчу для посева.
Если Нулл действует в соответствии со своими инструкциями, насколько я их понимаю, он может согласиться с этим, или же все закончится гибелью обеих сторон. Не слишком радостные перспективы.
Я также отмечаю то, что выглядит как некие колебания Нулла. Я должен в этом разобраться. Может быть, у него есть своего рода ахиллесова пята или какой-то вспомогательный механизм? Ахиллесова функция?
