Лишь однажды им пришлось сделать небольшой крюк, когда дно начало вдруг резко уходить вниз, Камохин решил не рисковать.
Болото по-прежнему представлялось бесконечным. Казалось, они будут вечно идти по колено, а то и по пояс в воде, скользя голыми пятками по илистому дну. Сверху на них будут безразлично взирать древесные псевдозмеи и древесные осьминоги, умело маскирующиеся под выросты на стволах, будут провожать их долгими, печальными взглядами. В конце концов у них закончатся продукты, и им придется переходить на питание местной живностью. Наверное, начать следует именно с осьминогов… От таких мыслей становилось как-то совсем уж грустно. Особенно если знаешь, что выход где-то совсем недалеко. Поэтому все, не сговариваясь, старались идти быстрее.
После шести часов пути сделали большой привал. И на этот раз Брейгель уже не упустил свой шанс добраться до сарделек. С картофельным пюре они были просто восхитительны! Сочные, нежные, ароматные. Пусть говорят что угодно знатоки китайской, японской и даже французской кухни, но фламандец был непоколебим во мнении, что в мире нет ничего лучше хорошей говяжьей сардельки. Ну, разве что только пельмени. И то если толково приготовлены. А как известно, испортить пельмени ничего не стоит. Поэтому сарделька – это всегда беспроигрышный вариант!
Спустя примерно час квестеры продолжили путь.
По-счастью, местная живность вела себя сегодня исключительно мирно. Никто не пытался их съесть или хотя бы напугать. Дважды Камохин видел некие непонятные объекты, рассекающие воду на манер акульих плавников. Но поскольку он твердо знал, что в болотах акулы не водятся, а движущиеся объекты даже не пытались к ним приблизиться, Камохин решил не делиться своими наблюдениями с остальными.
И все же при всем своем видимом однообразии болото оказалось способным преподносить сюрпризы. Причем не только неприятные. Примерно через два с половиной часа после большого полуденного привала группа вышла на участок, где по какой-то неизвестной причине деревья были разнесены на значительное расстояние друг от друга. Место нельзя было назвать открытым, потому что сверху, как и прежде, нависал зеленый ковер, сотканный из невероятно разросшихся древесных крон, переплетенных особенно плотной сеткой лиан. Местами зеленые петли провисали так низко, что приходилось пригибаться, чтобы пройти под ними, а белесые воздушные корни, свисающие до самой воды, нужно было разводить руками. Должно быть, Вадиму, сидевшему на плечах у Брейгеля, сделалось скучно. Протянув руку, он ухватился за один из водяных корней и как следует дернул. Мальчик рассчитывал, что длинный белый отросток оторвется и останется у него в руке. Однако корень держался крепко. Но, дернув корень, Вадим тем самым сдвинул с места лиану, с которой он свешивался. Та, в свою очередь, потянула за собой другие, перехлестывающиеся с ней. И в результате вся огромная сетчатая конструкция из хаотически переплетающихся между собой лиан, корней и ветвей деревьев пришла в движение. Будто колоссальный мобиль, который, будучи однажды запущен, уже не может сам остановиться.
Сначала в воду полетели осыпающиеся листья. Затем шлепнулись с десяток мелких ящерок, не сумевших удержаться на колеблющихся ветках. Наконец, финальным аккордом наверху что-то громко хлопнуло, словно лопнул воздушный шар. И все пространство вокруг заполнилось мириадами кружащихся, точно бабочки, в изумрудном воздухе и медленно опускающихся на воду разноцветных лепестков. Зрелище было завораживающе красивым, поистине феерическим. Не хватало разве что звуков струнного квинтета, по-воздушному легко наигрывающего что-нибудь из Боккерини. Вскоре все вокруг уже было укрыто крыльями лепестков, а сверху летели все новые, новые и новые. Будто весь мир закружился в волшебном танце, которому не будет конца.
Осипов протянул руку и поймал на открытую ладонь один из порхающих лепестков. Лепесток оказался настолько легок, что ладонь не почувствовала его касания. По форме он был похож на стилизованное изображение сердца, нежно-голубого цвета, с розовым кантом по краю и зеленоватыми прожилками. На заостренном кончике лепестка имелся крошечный пузырек, в котором находилось семя. Осипов запрокинул голову и посмотрел наверх. В воздухе продолжали кружиться бабочки-лепестки, разнося посев новой жизни. И даже обидно становилось от того, что кроме четверых взрослых и двоих детей никто больше этого не видел.
Камохин посмотрел на своих обсыпанных лепестками спутников и невольно улыбнулся.
– Ну, как тебе? – спросил он у сидевшей у него на шее девочки.
– Впечатляюще, – очень серьезно ответила Ирина.
– Впечатляюще? – удивленно вытаращился на нее Брейгель. – И все? Да это просто праздник какой-то!
– Праздник! Праздник! – радостно закричал Вадим и, снова ухватившись за подвернувшийся под руку корень, принялся трясти.
– Эй, прекрати! – осадил мальца фламандец. – Неизвестно, что еще может свалиться нам на головы!
Эти слова произвели на мальчика должное впечатление. Он вспомнил о выглядывающих из ветвей древесных змеях и оставил корень в покое.
– А я бы не отказалась сейчас от гамбургера! – все так же серьезно заявила Ирина.
– Завтра, – пообещал ей Камохин. – Завтра будет тебе гамбургер.
– И пачку чипсов!
– Ладно.
Ирина улыбнулась. Своим детским чутьем она поняла, что сейчас может получить все, что угодно.
– Большую!
– Договорились.
– Со вкусом бекона!
– Как скажешь.
– А еще!..
– Все!
Лицо Ирины обиженно вытянулось.
– Вы даже не знаете, что я хотела сказать.
– Я знаю, что детям вредны продукты в цветной упаковке.
– Ага! А я слышала, что эти продуктам вредны не детям, а взрослым. У них от этого холестерин поднимается. Вот они и запрещают детям есть чипсы с гамбургерами, чтобы самим завидно не было!
– Ты слишком много говоришь.
– А что мне еще делать?
– Все. Идем дальше!
– Вы уходите от ответа.
– Я иду туда, куда считаю нужным.
– Так говорят все взрослые.
– И, знаешь, они правы!
– Почему?
– Потому что они взрослые.
– Это все равно, что сказать: я прав, потому что я прав.
– Именно это я и имел в виду.
– Вы имели в виду совсем другое. Вы просто не хотите об этом говорить, потому что считаете меня маленькой и не хотите ранить мое самолюбие.
– Где ты таких слов понахваталась?
– У меня ведь есть уши. А имеющий уши…
– Ну, все! – Камохин остановился и повернулся назад. – Док-Вик, не возьмешь ненадолго себе эту болтушку? А то у меня от ее трескотни уже голова разболелась.
– Конечно.
Осипов повесил автомат на шею, принял из рук бойца девочку и посадил ее на себя верхом.
