Джек подошел к поверженному Госту и заглянул в его полубезумные глаза. Казалось, Роби без сознания, но стоило Джеку поднять руку, как он моргнул.
– Где мой мешок?
– В шкафу, – прошептал Роби и неожиданно громко разрыдался.
– Ну-ну, не плачь, я же не со зла, – миролюбиво улыбнулся Джек. Он открыл шкаф и увидел мешок с семенами. Закинув его на плечо, повернулся к Госту и посоветовал: – Приложи к лицу лед, а потом попей чаю с лимоном. Помогает.
Джек вышел в коридор. Владельца станции нигде не было.
– Эй, мистер Вовкин! Мистер Вовкин! – позвал Джек, осматриваясь. Он совершенно не помнил, как возвращаться к ремонтному доку.
– Мистер Холланд, – послышался слабый голос Вовкина, и он робко выглянул из-за угла.
– Ах, вот вы где! – обрадовался Джек.
– А где Гост? – спросил Вовкин.
– У себя в комнате.
– А что он там делает?
– Плачет, – сказал Джек и тяжело вздохнул.
– Пла-чет, – по слогам произнес Монс Вовкин. – Роби Гост плачет! Феноменально.
– Ладно, с Гостом мы разобрались, теперь меня интересует, куда подевались часы?
– Об этом не беспокойтесь. И часы, и все ваши документы у меня, мистер Холланд. В сейфе.
– Точно в сейфе, а то, может, так же, как и с грузом – по тумбочкам растаскали?
– Нет-нет, мистер Холланд, за ваши вещи я отвечаю лично, – заверил Монс Вовкин.
– В таком случае ведите меня обратно в док.
– Да-да, конечно, – закивал Вовкин и бодро зашагал по запутанным коридорам станции.
Минули три дня, в течение которых уиндер Джека Холланда обрел вторую жизнь. Люди Вовкина не только собрали все «железо», но и искусно обновили номер и эмблему «Доу-Форс».
Когда Монс Вовкин поднес Джеку счет, тот, не колеблясь, дал добро на снятие с карточки трехсот восьмидесяти тысяч кредитов. Деньги были немалые, но Джек не стал ничего пересчитывать, решив, что это не его дело и Дэниел Глосберг знал, на что шел.
Когда уиндер уже стоял на стартовой платформе, в кабину к Джеку пришел механик Фриш. За три прошедших дня синяк под его глазом изменил окраску и из синего стал желтовато-зеленым.
– Мистер Холланд, я пришел поблагодарить вас.
– За что? – не понял Джек.
– За Роби Госта. Он теперь тише воды и ниже травы – все благодаря вам! – Фриш улыбнулся и продемонстрировал отсутствие двух передних зубов. Видимо, у него с Гостом были старые счеты. – Пушку вашу мы тоже почистили и заправили в барабан новую ленту, а то ваша ржавая была – того и гляди оборвется.
– Спасибо, Фриш. – Джек пожал механику руку.
«Как мало нужно людям для счастья, – подумал он, когда механик Фриш ушел. – Стоит дать в морду местному тирану, и ты уже их герой».
– Номер «2978», готовы к старту? – услышал Джек голос Монса Вовкина. Хозяин обращался официально, называя номер судна, будто у него в доке их было по крайней мере пятьдесят штук.
– Подтверждаю, – отозвался Джек, – номер «2978» готов к старту.
– Внимание, выход стола, – объявил Вовкин, и платформа поплыла к воротам.
Одна за другой чередовались задвижки воздушных шлюзов, пока платформа не вышла в космос.
– Всего хорошего, мистер Холланд. Счастливого вам пути, – пожелал Вовкин теперь уже неофициально.
– И вам побольше удачи, – ответил Джек и запустил двигатели.
Планета Криф встретила Энрике Коррадо иссушающей жарой и легкой белесой пылью.
Пыль висела в атмосфере всю светлую часть суток, а ночью, когда воздух охлаждался, она оседала на землю. После восхода солнца поверхность планеты нагревалась, и пыль снова поднималась с земли и парила до наступления следующей ночи.
«Поганое местечко», – ругался Энрике. Он волновался, и на это у него были две причины.
Во-первых, Джек Холланд где-то задерживался и не появлялся в порту Крифа уже вторые сутки. Теперь Энрике переживал за него, как за своего родственника, и боялся даже подумать, что с Холландом что-то случилось.
«Ну где же ты, парень? Неужели ты дал себя убить? Ты же крепкий орешек – прилетай скорее», – примерно так уговаривал Энрике Джека Холланда, однако время шло, а человек с часами не появлялся.
Второй проблемой Энрике был еще один уиндер, принадлежавший Федеральной почтовой службе. Когда Энрике прибыл в порт Крифа, этот федеральный уиндер уже стоял на посадочном квадрате.
«Караулит, сволочь, – подумал он тогда. Судно Джека Холланда порадовало бы его куда больше. – М-да, невезуха», – вздохнул гангстер. Начавшая заживать рана неприятно зудела, и Энрике никак не мог занять удобное положение. Он вертелся и так, и эдак, но в конце концов смирился. «Эту пулю засадил мне в спину Педро, – подумал Энрике. – И в этом федеральном почтовике сидит именно он. Он и еще кто-то из ублюдков Папы Лучано. Но кто? Лемьера и Янсена убрал Холланд. Кто остался? Диджели, Килворт или кто-то из новеньких?»
Пока Энрике Коррадо сидел в душном номере гостиницы «Виктория», его одолевали не самые приятные мысли. Гостиница располагалась недалеко от порта, и это было удобно, поскольку Джек Холланд – человек с часами – мог прибыть в любой момент. С другой стороны, садившиеся грузовики ужасно шумели. Иногда в номере дрожали стекла, но с этими неудобствами приходилось мириться.
Каждый час Энрике звонили из порта и сообщали последнюю информацию – один из сотрудников отрабатывал аванс в двести кредитов и следил за передвижениями Педро Гуина.
Кроме пилота у Педро оставался только один человек, и, судя по описаниям осведомителя, это был Марк Килворт, крепкий сукин сын, но не настолько хороший, как сам Энрике Коррадо. По крайней мере, так считал Энрике. Он лежал в своем номере на кровати и анализировал сложившуюся ситуацию: «Марк хорошо стреляет, и у него крепкие нервы, но он немного медлителен, и слишком запутанные комбинации ставят его в тупик. Марк – любитель бесхитростных действий».
Иногда уединенные размышления Энрике нарушал пилот, Ласло Калев. Он сообщал о положении дел в отеле, но чаще заходил, чтобы стрельнуть десятку для собственных нужд. В остальное время Энрике оставался один.
Он считал на стенах пятна от раздавленных насекомых и выслушивал немногословные отчеты портового соглядатая: «Все тихо, сэр. Номер «2978» все еще не прибыл. «Федеральный» уиндер остается на прежнем квадрате».
От совершеннейшей скуки Энрике послал Ласло в город за проститутками. Пилот явился через три часа с двумя девицами и привел их к нему в номер.
Энрике долго колебался, на которой из них остановить свой выбор. Одна была совсем молоденькая, но в ее глазах сквозило такое безразличие, что он остался с той, что постарше.
