Коротко попрощавшись с Подопригорой, он бодро припустил к «лагерному» штабу.
Фрэнк Смит, видимо, претворяя в жизнь некий важный начальственный циркуляр, долго и нудно распинался о напряжённой политической обстановке, о гадких происках тёмных сил, а так же о жгучей необходимости удвоить служебную бдительность. В том смысле, что лучше утроить и учетверить…
Короче говоря, Лёха – в конечном итоге – опоздал на добрые пятьдесят минут.
Когда же он подошёл к заветному месту, то Ванды там не было. А возле стены складского ангара, на тёмном песке – в свете жёлтого луча карманного фонарика – валялась её приметно-яркая заколка для волос. Для пшенично-рыжих волос. Для медно-бронзово-янтарных волос. Рядом с отпечатком гигантского копыта – валялась…
«Ванда же говорила об этом», – тут же – бешеным набатом – застучало в голове. – «То есть, предупреждала. Мол: – «Понимаешь, древние арабские легенды гласят, что инкубы – очень злопамятные, кровожадные и мстительные существа. Как бы они…э-э-э, не учудили чего гадкого и кровавого. Я имею в виду, в качестве достойной мести за безвременную смерть своего соплеменника…». Блин! Блин! Блин! Блин…. Её украли? То есть, похитили? Чтобы насиловать-насиловать-насиловать? А после этого, конечно же, убить? Ради соблюдения суровых законов родовой мести? Мать его насовсем…».
Он поднял тревогу.
Ванду начали искать. Причём, искать по-серьёзному: вертолёты без устали нарезали круги над окрестностями, три «джиповых» группы упрямо колесили по заданным маршрутам, даже несколько берберских верблюжьих отрядов отправились на поиски.
Прошли сутки, вторые, третьи, четвёртые…
Всё было бесполезно. Ни одного следочка так и не было найдено. Ни единого.
Через полторы недели генерал Фрэнк Смит объявил о прекращении поисковой операции, мол, и других важных и неотложных дел хватает. Объявил, а после этого слёг в госпиталь. Видимо, слегка перенервничал, бывает. Годы, как-никак. Да и к Ванде, скорее всего, он дышал не ровно. Допустим, как к любимой внучке…
Петров тут же отправился на приём к генерал-лейтенанту Громову, оставшемуся в корпусе «за старшего».
– Небось, хочешь посетить Запретную зону? – предположил прозорливый Виталий Палыч. – Ладно, боец, смотайся. Не возражаю. Жано добросит, распоряжусь. Ты, Алекс, только это…. Обойдись, пожалуйста, без запланированных пошлых глупостей. Договорились?
– Лады…
Вертолёт совершил мягкую посадку на относительно-ровной площадке, расположенной между южной кромкой Чёрного ущелья и тёмно-серой «охранной полосой».
Лёха, коротко переговорив с Матиссом и забросив за спину брезентовый чехол с портативным армейским гранатомётом, отправился в путь. То бишь, успешно – знакомой тропкой – преодолел «охранную полосу» и упруго зашагал на юг.
Армейский гранатомёт? А как же обещание, данное Палычу, мол, обойдусь без пошлых глупостей? Так, ведь, речь шла о «запланированных» глупостях. А гранатомёт нашёлся совершенно случайно: из серии – чего только не найдёшь в салоне боевого «Ирокеза»…
Петров упруго и размеренно шагал по серо-жёлтому пустынному песочку, а его беспокойный внутренний голос – так же размеренно – нашептывал: – «Значится, идём к чёрной базальтовой скале? Мол, вдруг, там сейчас не один женский скелет прикован к каменной поверхности, а целых два? Первый – с угольно-чёрными прядями волос на черепе, а другой, наоборот, с медно-рыжими? Блин горелый…. С такой буйной и необузданной фантазией, братец, тебе не в российском ГРУ служить, а толстенные фантастические романы писать. Так тебя, морду белобрысую, и растак…».
Четырнадцать с половиной километров – по зыбучим серо-жёлтым пескам – были успешно пройдены-преодолены.
– Пропала куда-то чёрная базальтовая скала, – неуверенно оглядываясь по сторонам, пробормотал Лёха. – Была, а теперь нету. Совсем. Растворилась, понимаешь, в густом пустынном воздухе. Чёрт знает, что такое. Мистика поганая и навороченная…
Он забрался на гребень покатого тёмно-рыжего бархана и, достав из кожаного футляра армейский бинокль, приступил к наблюдениям.
На севере через пески медленно и устало брёл нехилый караван, состоявший из полутора сотен рослых жёлто-бурых двугорбых верблюдов. Да и жёлто-зелёно-пятнистая танковая колонна была на месте: катила себе и катила – из ниоткуда и, понятное дело, в никуда.
А, вот, чёрно-коричневый средневековый замок исчез: на его месте располагалось симпатичное овальное озеро – с густыми камышами, разноцветными разлапистыми кувшинками и гусями-лебедями, неторопливо плавающими между означенных кувшинок.
– Сволочи дальновидные и осторожные, – резюмировал Петров, после чего, не таясь, поднялся на ноги, сбросил с плеча чехол с гранатомётом, развернулся на сто восемьдесят градусов и, стараясь ни о чём не думать, монотонно зашагал назад – по своим же собственным следам…
«Стой!», – велел строгий внутренний голос. – «Вот же, оно – место, где недавно располагалась чёрная базальтовая скала с женским скелетом. Заросли цветущего чертополоха. Россыпь красно-белой гальки…. Хм. А там, где была скала, теперь растёт кустик с жёлтыми розами. Молоденький такой кустик. Симпатичный – до полного безумия…».
– Намекаешь, что именно под этим жёлтым кустиком моя Ванда и похоронена? – спросил – не пойми и у кого – Лёха. – И что теперь, сволочь, делать? Вырвать, не ведая жалости, розы и старательно копать сапёрной лопаткой? Старательно-старательно-старательно? Ну, чтобы убедиться в правильности этого предположения?
«Дурак ты, братец. Причём, законченный и махровый», – вальяжно усмехнулся голос. – «А ещё и молокосос неразумный. «Похоронена», понимаешь. «Копать»…. Философией, что ли, заинтересовался бы на досуге. Занятная наука, доложу…. Ванда Паулс? Сердце подсказывает, что её больше нет. На этом Свете, по крайней мере. Извини…. Только, пожалуйста, не надо – прямо сейчас – заходиться в отвязанных рыданиях. Ни к чему. Не стоит…».
– Не буду, – пообещал Лёха. – Я, как-никак, «грушный» офицер, а не подросток сопливый и легкоранимый. Пока, по крайней мере…. Вот, выйду в отставку. Вернусь на Родину. Уеду к двоюродной прабабке – в заброшенную псковскую деревушку. Там и отплачу. И отрыдаю. Слезами злыми и хмельными…
Глава пятнадцатая
Легенда о гордой и легкомысленной чайке
Они подошли к компактному сборно-щитовому домику, где размещалось командование «ооновского» корпуса, почти одновременно. Причём, заранее не сговариваясь и с разных сторон. В руках у каждого находился тёмно-жёлтый пластиковый «файлик» с одиноким листом бумаги.
– Привет, Алекс, – неуверенно вильнув взглядом, поздоровался Подопригора. – Я, конечно, знаю о…, о Ванде. Прими мои искренние соболезнования.
