трюм с галетами на то, что торговец на Хатторе, который продал тебе информацию по «Циолковскому», был шпионом флота. Они специально расставили для вас ловушку, куда Марцел по своей глупости и угодил, — подвел итог допроса Герхард.
Алика молча вышла из лазарета. Лицо ее выражало задумчивость и озабоченность за Базила. Герхард заметил уход девушки. Он вышел вслед за ней и спросил:
— О чем загрузилась?
— Гибель «Циолковского», муляж канидайского корабля, сговор с пиратами, ловушки… Что происходит? Что случилось с «Циолковским»? И кто был тот таинственный информатор? — риторически задала в пустоту вопрос Алика.
— Флотские всегда остаются флотскими, — усмехнулся Герхард, намекая на ее тщетные попытки распутать этот клубок загадок.
— Ты не понимаешь! Если все сказанное Эром правда, то кто-то в Террарии вступил в сговор с пиратами, сдал им крейсер и подговорил их к нападению на наш же корвет. А затем, видимо, на них был натравлен флот, чтобы уничтожить свидетелей этого сговора — Марцела и его людей. И это все не считая уничтоженного «Циолковского». Но кто стоит за этим всем и почему? — озадачилась Алика.
Герхард оставил вопросы девушки без внимания. Ему были не интересны флотские подковерные игры.
— Капитан, я обязана немедленно вернуться на Землю и доложить обо всем!
— Конечно! Сейчас посмотрю в расписании, когда отправляется в Террарию следующий рейс.
— Я серьезно!
— Я тоже! Ты офицер флота, стремишься исполнить свой долг и присягу! Это похвально! Но это значит, что по прибытии на Землю ты немедленно должна будешь доложить о том, где ты была, а также раскрыть месторасположение нашего убежища! Об этом не может быть и речи!
Алика резко дернулась в сторону Герхарда, выхватила у него из кобуры пистолет, сделала шаг назад и навела ствол на капитана.
— Тогда я убью тебя!
— Ты убивала когда-нибудь? Вот так хладнокровно, смотря глаза в глаза? — с полным спокойствием спросил Герхард.
— Ты сам сказал, я офицер флота, и как любой офицер я должна бороться с врагами Террарии. А пираты — это враги.
— А моя команда? Они разорвут тебя, когда узнают о случившемся.
— Насколько я успела понять ваш образ жизни, если я убью тебя, то как «твоя дочь» могу претендовать на твое место капитана.
— Все продумала? Молодец! Ну, тогда стреляй. Вот он я.
Алика несколько мгновений терзалась в сомнениях. Она была настроена решительно, но Герхард прав, она не хладнокровный убийца. Венерианка выругалась, но опустила пистолет. Капитан неспешно подошел к девушке и забрал обратно свое оружие. Он был хмур. Несмотря на то, что перед ним стояла не его дочь, он сопереживал Алике. И ему не хотелось подвергать ее лишней опасности. Но он понимал ее желание вернуться и исполнить свой долг. Поразмыслив еще немного, он сказал:
— С другой стороны, после смерти Марцела, для Лиры больше опасности нет. А значит, и тебя нет необходимости продолжать удерживать. К тому же, я благодарен тебе за спасение «Лиры» и за желание спасти мою дочь. Я собирался отправить Андраса купить на какой-нибудь станции в Террарии запасные части. Ты полетишь с ним. Я проинструктирую его, чтобы он по дороге залетел на Марс и высадил тебя там. Все будет выглядеть так, словно я возвращаю тебя матери. Это не вызовет лишних вопросов в команде и не потребует нашей эвакуации с Ковчега. Если, конечно, ты все же не решишь нас выдать.
— Даю слово офицера, что не раскрою Ковчег. Даже врать не придется. Умолчу, что меня раскрыли, и скажу, что отпустили после боя с Марцелом, из-за которого, собственно, и похитили.
Герхард слегка улыбнулся. Он протянул девушке руку и сказал:
— Удачи тебе, офицер флота Алика! И присмотри там за моей дочерью.
— Есть, капитан, — тепло ответила венерианка и пожала протянутую руку.
Эпизод 32
Редни, Лекс и Рея продвигались по густому канидайскому лесу в сторону поселения с космопортом. В течение первого дня движения им приходилось часто укрываться в кустарниках от пролетающих над головами перехватчиков дворцовой стражи.
К вечеру было принято решение разбить привал после длительной и утомительной дороги, а утром продолжить путь. Костер разжигать было опасно. Но к счастью, Редни взял с собой портативные микроволновые нагреватели. Они не издавали ни шума, ни света — отличное оборудование для тех, кто не желает быть обнаруженным.
На нагревателях был приготовлен ужин из сублимированных продуктов. После трапезы усталость и долгая дорога быстро склонили Рею ко сну. Отец постелил ей возле одного дерева плед на земле, на который она легла, и укрыл покрывалом. После вернулся к Лексу, который за весь вечер не проронил ни слова и с тяжелым взглядом смотрел в свою тарелку, где лежал недоеденный ужин — суп с небольшими кусочками мяса.
— Еда сама себя не съест. Завтра с рассветом выдвинемся дальше и днем будем на месте. Так что доедай, тебе нужны силы, — по-отечески приказал Редни и сел напротив человека.
— Вам стоит вернуться домой, обратно. Дальше дорогу я найду и до места доберусь самостоятельно. Не стоит тебе рисковать ни собой, ни тем более дочерью, — Лекс взглянул на спящего ребенка.
— Знаешь, землянин, когда я ей рассказал, что хочу помочь тебе, видел бы ты ее глаза! Они загорелись такой гордостью. Гордостью за своего старика-отца. Они всегда так горят, когда она расспрашивает меня о моей службе во дворце. Рея не хочет такую жизнь — на окраине, тихую и спокойную. Нет. В ней бурлит моя кровь. Она не будет сидеть дома, а рано или поздно покинет его и меня, чтобы найти свой путь в этой жизни. И думаю, это правильно. А свою задачу я вижу в том, чтобы максимально подготовить ее к реалиям нашего мира. И сделать это будет лучше всего, если она будет видеть во мне не столько строгого отца, сколько авторитет и пример для подражания. Поэтому, землянин, у меня, по сути, и выбора-то нет, кроме как помочь тебе, — сказал Редни и улыбнулся Лексу.
— Рея говорила, что ты был командиром дворцовой стражи. Ушел оттуда из-за дочери?
Редни опустил глаза, и взор его стал бесцельным.
Лекс добавил:
— Извини, если это личное. Я…
— И да, и нет, — не поднимая взгляда, сказал канидайец, — У меня был сын. Мой первенец — Рой. Я готовил его для службы в дворцовой страже. Видел его своим приемником. Никакой иной доли для него я не хотел. Я был одержим этой идеей. А он любил рисовать. О боги! Видел бы ты его рисунки, землянин!