И все-таки было заметно: эта часть подвала далеко не главная. Всего лишь прихожая, место, через которое легче проникнуть дальше. Туда, куда вел полукруглый темный лаз, похожий на увеличенный зев русской печи.
Ступая предельно бесшумно, я направился к нему. Лаз был сооружен давным-давно. Выложенная из тесаного камня арка, в которую с обеих сторон вмурованы грубые дверные петли. От створок не осталось и следа, однако свет, попадавший в подвал через отверстие раскопа, за дверь не проникал. Будто проход намертво перегораживал угольно-черный щит.
Соваться в темноту с одним только налобным фонарем показалось мне занятием крайне недальновидным. Я зажег фальшфейер и бросил внутрь.
Осветилось низкое помещение, состоящее из широкого коридора и череды камер наподобие тюремных «одиночек», только без дверей и решеток. Определить общую протяженность подземного узилища было невозможно, дальний конец терялся во мраке. Вдоль камер пролегала чертовски знакомо выглядящая бетонная канавка. Я проскользнул через дверь, заглянул в первую камеру, увидел жестяной лоток, трухлявую деревянную конструкцию вроде просторного ящика на ножках, и тут до меня дошло.
Никакая это была не тюрьма. Это был коровник. Подземный коровник.
О том, каких здесь выращивали буренок, и думать не хотелось. Вовремя Игнатьев расправился с Председательницей, ой вовремя.
Почти прижимаясь левым боком к стене, я начал осторожно продвигаться вперед. Загоны пустовали, даже поилки и кормушки имелись не во всех. Дойдя до фальшфейера, я позвал вполголоса:
– Эмин!
Затем громче:
– Эмин Байрактар! Пикассо хренов! Отзовись!
В ответ как будто донесся слабый всхлип. Я пнул фальшфейер в направлении звука и рявкнул:
– А ну-ка, хватит ныть. Бегом сюда!
Всхлипывание затихло, однако послышался новый звук. Сухой шелест множества крошечных конечностей. Услышав хотя бы раз, забыть его невозможно. Так шуршала уховерть в подвале железнозубого упыря Игнатьева.
Шорох, будто выстрел стартового пистолета, запустил процесс метаморфоза. На беленых стенах начали проступать бесформенные влажные пятна. Они разрастались с огромной скоростью и тут же вздувались неопрятной серовато-зеленой пеной плесени. Из самых крупных кочек, извиваясь угрями, лезли какие-то отростки – не то грибы, не то полипы. Повсюду суетливо бегали уховертки.
Я бегом бросился к камере, из которой минутой ранее донесся всхлип.
Абсолютно голый Эмин стоял на коленях, низко склонив голову и зажав уши ладонями. Смуглую спину от плеча до поясницы пересекали две параллельные, слабо кровоточащие царапины. Одежда аккуратной стопочкой лежала рядом, поверх башмаков. Зажигалка с почти погасшим светодиодом валялась в углу, под опрокинутой поилкой. Плесень была здесь повсюду. Один из грибовидных отростков тыкался остренькой шляпкой в огонек – точно обнюхивал.
– Эй. – Я протянул руку, несильно ткнул Эмина в плечо. – Эй, ты цел?
Он покачнулся и съежился еще сильнее.
В коридоре за спиной что-то неуловимо изменилось. Не то кратковременное перемещение воздуха, не то мизерное изменение температуры. Очаровательный женский голос, игривый и очень-очень знакомый, произнес:
– Надо отметить, задница у тебя, Родион, весьма привлекательная…
Я обернулся, но никого не увидел.
– …В отличие от лица. – Голос наполнился нотками разочарования.
– Раньше такие мелочи не слишком тебя заботили, – сказал я. – Выходи, Ирочка. Хватит в прятки играть.
– Разве я прячусь? Ты просто плохо смотришь.
Темнота наполнилась движением, и тут же выяснилось, что Ирина Рыкова и в самом деле стоит прямо передо мной. Моя недавняя возлюбленная, клиентка и мое самое большое разочарование. Со времени памятной встречи на Тещином болоте она здорово изменилась. Стала тоньше в талии, у́же в бедрах, заметно мускулистей, но от этого, как ни парадоксально, еще красивей. Даже скулы, очерченные более резко, чем раньше, не портили ее. Даже уменьшившаяся – в объемах, но не в соблазнительности – грудь.
– Вижу, моя девочка подкачалась. Сколько жмешь лежа? А становая сколько?
– В комплиментах ты по-прежнему не силен, – промурлыкала она и улыбнулась. Намеренно широко, чтоб я оценил ее прекрасные зубки. Нечеловечески прекрасные.
Это было явной демонстрацией. Дальнейший разговор не имел смысла. Нужно было немедленно стрелять, благо ствол «Моссберга» смотрел Ирочке прямо в живот. Но я не мог согнуть палец. Не был способен физически. Обе руки онемели до самых плеч, сделались страшно тяжелыми и слабыми, словно кости превратились в мягонькие хрящики, а связки и мышцы – в холодец. Но язык покамест повиновался.
– О, у тебя новый дантист, – сказал я. – Познакомишь?
– Увы, нет. Представляешь, он утонул в болоте. А сверху на него упала граната. И взорвалась. Бабах, брызги в стороны! Кошмарная трагедия. – Она надула губки. – Да ведь ты его, кажется, знал? Полицейский. Старший лейтенант Чичко. Такой душка.
– Возможно, возможно. Мы были знакомы совсем недолго. Кстати, каков он оказался на вкус?
– Крайне гадок. – Ирочка поморщилась. – То, что следовало съесть, перемешалось с болотной грязью и жутко воняло тиной. Приходилось выковыривать осколки гранаты! Фу, не напоминай мне об этом. Лучше скажи, зачем подослал сюда этого мальчика.
Она показала пальчиком на Эмина. Заточенный лопаточкой ноготь слабо фосфоресцировал.
– В качестве приманки, конечно же, – сказал я. – Знал, что такая глупая и капризная тварь, как ты, не устоит перед желанием полакомиться талантливым человечком.
– Глупая и капризная? Да ты охамел, Раскольник.
Ирочка взмахнула рукой. Я почувствовал прикосновение к щеке, быстрое и поначалу совсем не болезненное. Боль пришла через секунду. От уголка глаза до нижней челюсти будто приложили раскаленную струну. Я зашипел.
– Ой, у тебя кровь на лице, – с притворным сочувствием сказала Ирочка. Затем добавила, уже совсем без выражения: – Что же делать, что же делать.
– Позови муженька. У него язык как у собаки. Вылижет ранку, она и заживет. Впрочем, можешь попробовать сама. Верю, у тебя получится.
– Я бы попробовала, но очень уж ты уродлив. Да и вообще, здесь лакомство получше.
Проскользнув мимо меня, она грациозно наклонилась. Под тонкой тканью водолазки прорисовались острые позвонки. Округлый задок прямо-таки требовал сорвать с него излишне тесные джинсы. Эта сучка меня убивать собирается или соблазнять?
Ирочка провела языком по спине Эмина. Распрямилась.
– Ммм… Изумительная жидкость. Видно, это и впрямь очень талантливый мальчик. Я буду пить его долго. Неделю. Месяц. Может быть, еще как-нибудь им воспользуюсь. А ты мне больше не нужен.