– Родион, одумайтесь! Высшего нельзя убить безнаказанно. Пример Тагира Байрактара…
– До связи, – сказал я. Выключил телефон, вытащил из него батарейку и сим-карту. По правде говоря, в этом не было ни малейшего смысла, но мне неимоверно хотелось занять руки. Хоть чем-нибудь.
* * *
Следующие несколько часов я потратил на завтрак (вернее уже обед), очередную порцию инъекций, короткий сон, проверку амуниции и оружия, еще один укол – самый болезненный, с самыми опасными «побочками». А также на пустые, ни к чему не обязывающие разговоры с теткой Татьяной, Эмином, соседями Чепиловых – пожилой супружеской парой, которую заинтересовал мой «УАЗ», и, наконец, с участковым.
Последняя беседа получилась самой интересной и взбодрила меня драматической концовкой. Господин лейтенант от большого ума вообразил, что приезжий ветеринар – никакой не ветеринар, а злодей и преступник. Сняв с меня показания по поводу самоубийства Тагира (дело происходило во дворе у Чепиловых; видимо, это должно было заставить меня потерять бдительность), он вдруг выхватил пистолет и попытался устроить эффектный арест. Для успеха не хватило самой малости: практического опыта задержаний. Пистолет оказался мало того что на предохранителе, так еще и не взведен.
Пришлось господина лейтенанта маленечко помять, сковать собственными наручниками и спустить в погреб. К счастью, погреб был пуст, пол выстелен толстым слоем папоротника, и переохлаждение внутренних органов участковому не грозило. Чтоб не слишком орал, когда очнется, я вставил ему в пасть найденную во дворе резиновую грушу-спринцовку. От груши припахивало бензином, бока были испачканы разводами машинного масла, но ничего более гигиеничного под руку не подвернулось.
Операция прошла тихо, без свидетелей, однако знак судьбы получился в высшей степени вразумительным. Дальше тянуть нельзя. Впрочем, я и сам это понимал: в организме уже начали раскручиваться физиологические, а главное, психические реакции, запущенные последним уколом. Ледяное хладнокровие, бодрая спортивная злость, прилив сил, обострение чувств – все то, что через четыре – шесть часов обернется апатией и диким раздражением на грани психоза. И как минимум недельной импотенцией.
Бедная доярка Люба.
Я вернулся в избу. Тетка Татьяна и Эмин сидели перед телевизором, сопереживая диковато выглядевшему молодцу, который с помощью кошачьего черепа и этюда Рериха пытался расшифровать тайные знаки на месте безвременной гибели отечественного шансонье. Шла «Битва экстрасенсов».
– Эмин, – позвал я, – можно тебя на минутку?
Он повернулся ко мне:
– Да, конечно.
– Выйдем в сенцы.
Он с сожалением бросил последний взгляд на экран и поплелся за мной. Экстрасенс как раз начал кружиться словно дервиш и подвывать как баньши. Выглядело это, надо признать, очень колоритно, тетка Татьяна от восторга даже заохала.
– Тебе не кажется, что мы все кое о ком забыли? – спросил я Эмина в сенях.
– Н-не знаю, – растерянно протянул он. – О ком?
– Ну ты даешь, Пикассо. Об археологах, конечно.
– Блин! – воскликнул он. – Блинский блин! Они же без обеда остались. Дяде Джамалу сейчас точно не до них.
– Вот-вот, – сказал я. – Предлагаю съездить на раскопки и забрать бедолаг. Ты со мной?
– Конечно! – Эмин бросился во двор, но резко остановился.
– Проблемы? – спросил я.
– Наверно, надо взять что-нибудь с собой… Хотя бы бутербродов. Они же там голодные как волки.
– Считаешь, на нас могут наброситься?
– А?
Он был так взволнован перспективой скорого спасения прекрасной археологини от голодной смерти, что растерял все чувство юмора. Или не все?
– Орешков погрызут. Девушке полезно, а на генерала нам с тобой плевать, правильно? – Я подмигнул. – Остались орешки-то?
– Немного. Самые мелкие и крепкие, которые грызть нельзя.
– Тем лучше.
– А?
– Не тормози, Пикассо. У тебя появится превосходный шанс услужить даме. Будешь героически сокрушать скорлупу пассатижами, а ядра отдавать ей.
Он просиял:
– А ведь точно!
– Эх ты, знаменосец. Всему учить надо.
Я достал из кармана ключи, вложил ему в руку и легонько подтолкнул его к выходу из двора.
– Беги, заводи машину. Мне надо в сортир заглянуть.
Эмин ушел, а я спустился в погреб. Лейтенант успел очухаться, ворочался и мычал. Я взял его под мышки, прислонил к стене. Присел на корточки рядом, покачивая на пальце поддетым за спусковую скобу «макаровым». Участковый замычал громче и возмущенней.
– Помолчи, герой. Сейчас я уеду из села, на окраине кого-нибудь поймаю, попрошу тебя освободить. Передам ключ от наручников и мобилу. Когда оковы тяжкие падут, перезвони по последнему номеру в списке вызовов. Ответит человек из МЧС, мой начальник. Женщина, но с очень большими полномочиями. Чрезвычайники вам, полицаям, не указ, но сейчас ситуация особая. Именно поэтому я здесь. Тебе об этом уже сообщали. Но раз у тебя в мозгах перемкнуло, кто-то должен их прочистить. Не удивляйся, если моя патронесса сделает это через задний проход. И это… пушку свою не забудь.
Я встал, положил пистолет на одну из полок, идущих вдоль стены, а потом выбрался по приставной железной лесенке наружу.
Двигатель «УАЗа» работал, Эмин нетерпеливо крутил головой.
– Так, Пикассо, назрел вопрос на сто рублей одной бумажкой. Имеется у тебя надежный приятель, которому можно доверить небольшое, но важное дело? – спросил я, включив передачу.
– Имеется. Только это девушка. Нормально?
– Пойдет и девушка. Я за равноправие полов. Показывай, куда рулить.
– А сто рублей?
– Надо еще посмотреть, стоит ли она таких денег.
К моему удивлению, надежной Эмин посчитал вовсе не свою воздыхательницу, а беленькую толстушку-хохотушку. Я вручил ей ключик и телефон, объяснив, что их надо отнести тетке Татьяне Чепиловой и попросить, чтоб та передала все участковому, сидящему в погребе.
– Прикольно! – обрадовалась толстушка. – А кто его туда посадил?
Ответ, рассчитанный на бесхитростную деревенскую девочку, у меня был припасен заранее.
– Сам забрался, – заявил я с простецким видом. – Увидел, как туда шмыгнула крыса, и прыг за ней! Крыса в нору спряталась, вот он и решил засаду устроить. А чтоб не возникло желания убежать, приковал себя наручниками к стене. Как японский пулеметчик.
– Чо-то вы, по ходу, врете, – хихикая, сказала толстушка.
– Совсем чуть-чуть, – сказал я. – Сделаешь?
– Дак чо, сделаю. Мне нетрудно.
– А если серьезно, почему участковый оказался в подвале? – спросил Эмин, когда мы отъехали.
– Потому что я американский шпион, а он меня раскрыл. Пришлось его обезопасить. До той поры, пока заложника не возьму.
