Оказаться в первый же момент боя безоружным, наверное, было для Волка так же странно, как падать вверх. Однако он не растерялся, выхватил из-за пояса кинжал и снова бросился на Джела. Джел вначале шел вперед, но, поравнявшись с Волком, изменил направление на противоположное, поймал руку Волка с кинжалом, дернул ее на себя, вниз и назад, стараясь скорректировать полет Волка так, чтобы тот не приложился головой к камням Плаца. И Волк, на потеху толпе, перевернулся в воздухе через голову как будто бы сам по себе. Джел поднял его за ту же руку, захватил из-под мышки за шею, другой рукой крепко взял за волосы на затылке и перевернул снова, на это раз уложив с размаха на спину. Толпа зааплодировала. Падать на жесткое Волк не умел совсем, поэтому рухнул на каменную плиту довольно неудачно для себя. Пока он корчился на земле, одновременно бесполезно пытаясь преодолеть спазм дыхательной мускулатуры, вдохнуть вышибленный из него ударом воздух, отползти от Джела подальше и подобрать кинжал, Джел успел сходить за своей саблей и вернуться. Он толкнул задыхающегося Волка ногой в бок, опрокинул на спину и приставил острие своей сабли к его кадыку.
— Из тебя выйдет неплохая цирковая собака, Волк, хоть ты уже и стар, — сказал ему Джел. — Надо только немного подучиться кувыркам. Я позанимался бы с тобой еще, но я спешу. Скажи мне на прощание, кто посоветовал тебе прийти, открыть дверь и посмотреть, что делает твой брат в такой неподходящий момент? Кто научил тебя этой шутке?
Волк издал хриплое рычание.
— Убивай, щенок, у тебя хорошо получается… Мира между нами, пока я жив, все равно не будет!
"Убей! Убей!" — закричали в толпе.
Другие кричали: "Пощады!"
Джел оглядел кольцо зрителей, несильно ткнул Волка носком сапога за ухом и отбросил саблю.
— Я победил, — объявил он.
Толпа перед ним расступилась.
За обелиском, на широкой лестнице Палаты Правосудия он видел чуть не бегом спешащую к нему пеструю компанию ходжерцев с хозяином во главе.
Хапа был не на шутку напуган. Он налетел на Джела, схватил его за плечи и начал быстро ощупывать, чтобы удостовериться, что он цел, жив и здоров. Джел отшатнулся.
— Ты не предполагал, что до этого дойдет? — с ходу спросил он. Ты хотел только, чтобы поссорились два брата, верно? Hо я же просил тебя не мешать мне в моих делах. Ты обманул меня. Наш договор недействителен, ты не держишь данное слово. Оставь меня в покое.
Хапа, окаменев, смотрел на него круглыми глазами.
— Ты не понял, я все тебе объясню! — выговорил наконец он.
Джел покачал головой, повернулся и пошел прочь.
Он сбежал по круто спускавшейся вниз улочке. Эту часть города он почти не знал, что ему, впрочем, не мешало. За оградой общественных бань был просевший мост через не то, чтобы канал, а, скорее, сточную канаву. Дальше начинались кварталы Приречья. Часовщик Гермерид жил на третьей улице, если считать от Мусорной площади за мостом. Почему состоятельный и пользующийся уважением человек до сих пор не сменил место жительства на более приличный и безопасный район Столицы, Джел не знал, да и ему было все равно. Записка, которую ему, отводя взгляд, отдал секретарь Агиллера, гласила:
"Тебе.
Если хочешь встретиться, ищи меня там. Если не хочешь — не беспокойся. Завтра в Столице меня уже не будет."
Снизу чернилами был обведен ключ часовщика.
Слежку за собой Джел заметил еще в центре Столицы. Двоих, которые шли за ним, он завел к скрипторию, где они благополучно отстали среди развешенного повсюду белья, уличных кухонь, бегающих детей и ящиков с мусором в лабиринте дворов между гудящими, как ульи, доходными домами имперской постройки. Хапе, — а Джел не сомневался, что это его люди, совсем не обязательно было знать, куда он идет. Джел теперь ему не доверял.
Дорогой, по которой он шел сейчас, наверное, до сих пор гоняли скот на выпас к морскому берегу. Грязь в Приречье держалась круглый год и не проходила даже с зимними морозами. Стемнело. Огней в окрестных домах почти не было видно. С одной стороны нужной ему улицы тянулась кирпичная стена суконной фабрики и прилегающих к ней складов, с другой высились заброшенные многоэтажные постройки прошлого века с наглухо заколоченными рядами нижних окон и пустыми мертвыми глазницами верхних этажей. Часовая мастерская Гермерида размещалась в полуподвале одного такого здания.
Джел забарабанил в окованную железными полосами внушительную дверь. Бледный подмастерье впустил его. Внутри мастерской, несмотря на позднее время, кипела работа. Жужжали токарные станки с педальным приводом, что-то плавилось в небольшом горне, валялась на полу древесная стружка, на столах и верстаках стояли мерные сосуды, реторты и тигли, а на одной из изуродованных ржаво-зелеными потеками окислов стен висели астрономические карты и даже чертеж разрезов человеческого тела с указаниями, какой орган какому времени солнечных суток соответствует. Часы здесь изготавливались самые разнообразные: солнечные, масляные, песочные, водяные, огненные. Гермерид, если длинноносый старик, пересыпавший белый песок из круглодонной колбы на многослойное сито, которого показал Джелу подмастерье, был Гермеридом, сказал:
— С обратной стороны дома есть дверь, за нею лестница наверх. Она ведет в жилые комнаты. Ваш друг ждет вас там.
Джел чуть не заблудился в темноте, отыскивая обратную сторону дома. За углом здания оказался забор с проломами через каждые три шага, чахлая, но очень колючая живая изгородь, полузасыпанная канава, куча песка, деревянные сараи, две печи для обжига — большая и поменьше, — и постройка с высокой трубой, которую можно было принять за кузню. Наконец, он выбрался из грязи и колючек на крыльцо и взбежал по лестнице наверх. В здании было, не считая подвала, пять этажей, но вход выше второго был перекрыт. Дверей на площадке он увидел три. Одна с большим висячим замком, другая просто дверь, а третья — чуть приоткрыта, из-за нее падал луч приглушенного мягкого света и тянуло теплом.
Туда-то Джел и вошел осторожно. Сразу у входа по стенам висели какие-то тряпки, одежда, старые попоны и мешки, дальше, за откинутой в сторону портьерой, была большая комната. Ярко горел огонь в камине. На низком столике были расставлены блюда под перевернутыми тарелками вместо специальных крышек. Агиллер, накрутив на руку распущенные волосы, сидел на тахте возле камина, а около стола воздушное создание лет семнадцати на вид, с тонким личиком, которое не портил даже длинноватый носик, капало темную жидкость из какого-то флакона в чайную чашку, наблюдая за процессом на свет и старательно считая капли. В воздухе висел запах успокоительных лекарств.
