Праксор колебался. Никогда раньше он бы не поверил, что даже посмеет думать таким образом, но здесь, на Дамносе… Это было за гранью всего того, с чем Второй роте приходилось сталкиваться раньше. Праксор никогда не имел склонности к суевериям, но отрицать непрестанно растущее внутри него дурное предчувствие тоже не мог. Такие мысли претили ему, ибо граничили с изменой.
Не в состоянии достаточно быстро прокладывать себе путь сквозь заваленные камнями развалины, дредноуты сменили позицию, переместившись на автостраду. Праксор поклонился присоединившемуся к его отделению древнему воителю Агриппену.
Впереди Львы неумолимо увеличивали дистанцию, следуя за своим капитаном. Сикарий страстно желал первым оказаться в бою и сейчас обсуждал дальнейшие действия со своим отделением. Император храни Аргонана, что погиб при высадке, до этого капитану еще не приходилось терять никого из своих избранных Ультрамаринов.
— Они как будто отгородились от всех нас. — В словах прозвучало больше печали, чем Праксору хотелось бы.
— Но ты все еще стремишься стать одним из них.
Праксор посмотрел на Агриппена, но по движениям громадного саркофага невозможно было прочесть мысли древнего воителя. Слова же просто исходили из встроенного в броню вокса.
— Нет. Я горд быть сержантом Щитоносцев. Я присягнул ордену, и это честь для меня.
— Не сомневаюсь, брат. Но мне ведом твой послужной список. Вы со Щитоносцами практически всегда ведете строй, первыми вступаете в сражение, всенепременно оказываетесь на острие атаки. Более циничные решили бы, будто ты пытаешься что-то доказать.
Праксор почувствовал себя оскорбленным до глубины души, но перед ликом Почтенного Агриппена ему пришлось тщательно подбирать выражения.
— Лишь мою непоколебимую верность и преданность делу Ультрамаринов.
— Ты думаешь, кто-то оспаривает их, брат?
— Разве сейчас, перед битвой, подходящее время для подобных бесед?
— Назови мне более подходящее время для разговоров о чести и доблести, кроме как перед походом на войну против наших врагов, — молвил Агриппен. — Но ты не ответил на мой вопрос.
Праксор выдержал долгую паузу. Найти нужный ответ было непросто.
— Возможно. Порой мне так кажется.
— Кампания на Госпоре, более века назад. — Это было утверждение, никак не предположение.
— Ты, Почтенный, как никто другой должен понимать, что время перестает быть существенным, когда дело касается вопросов чести.
— Да, я понимаю. Тебя расстроило то, что капитан оставил вас позади?
— Это потрясло и унизило меня. — Праксор не стал увиливать. — Было чувство, что я наказан, только не мог понять за что.
— Сдержанность и повиновение столь же важны, сколь и умение правильно держать гладий или вести в бой отделение своих братьев.
Праксор согласно кивнул, почувствовав мудрость в словах дредноута.
Шоссе подходило к концу. Воины далеко углубились в недра Аркона-сити, и метель уже накрыла их. Но даже сквозь снежную пелену Праксор мог разглядеть фаланги некронов, двигавшиеся им наперехват. Осталось совсем недолго.
— Перед битвой я должен спросить тебя кое о чем, Агриппен, — произнес Праксор, решив озвучить мысль, что поселилась в его разуме еще перед высадкой.
— Говори. Я отвечу тебе, если смогу, брат.
— Ты здесь, чтобы следить за нами, чтобы быть глазами Агеммана? Правда ли то, что сказали в сенате?
— Как и должно, я служу лишь ордену и лорду Калгару, — сурово отрезал Агриппен, но в его модулированном голосе не было даже намека на упрек. — Я обладаю вековой мудростью, и перед собой я вижу двух великих героев, столь разных по характеру, но равных по чести и отваге.
— Там, в сенате, я слышал речи посланцев Агеммана о том, что Сикарий слишком много на себя берет.
— Он смел и прогрессивен, — признал дредноут.
— Но сенаторов заботит то, к каким последствиям могут привести подобные качества.
— И как лорд Калгар отвечает на такие опасения?
— Никак. Он туда не ходит, и его голос не звучит в дебатах.
— О чем же тебе это говорит, брат?
Вновь чувствуя себя униженным и сбитым с толку, Праксор решил впредь поменьше разговаривать с дредноутами. Их логика была столь же монументальной, как и их бронированные тела.
— Что мне не следует лезть в политику ордена.
— А что ты сам думаешь, Праксор Манориан? Ты считаешь, что Катон Сикарий, твой капитан, берет на себя непосильную ношу?
Сержант инстинктивно бросил взгляд вслед Львам. Сикарий был замечательным воином и капитаном, таким, как того требовал орден. Возможно даже — лучшим.
— До теперешнего момента — нет.
— А что изменило сейчас?
— Он ведет игру, которую я не в силах постичь. Все его поступки, тактические схемы, планы…
— Потому что он капитан Второй роты. Благодаря этому легенда о нем будет жить еще долго после того, как тело обратится в прах. Но ты снова не ответил на мой вопрос.
Праксор склонил голову, но сказать ничего не успел — его перебил громыхнувший из вокса клич Сикария:
— Вперед, Ультрамарины!
Отдельные гаусс-лучи проносились по руинам, вынуждая космодесантников пригибаться к земле. Они вздымали фонтаны снега и крошили каменную кладку, но не попадали по уверенно продвигающимся вперед и отстреливающимся Ультрамаринам. Пламя болтерных залпов то тут, то там вспыхивало в морозном тумане, рассеивая внимание некронов и не позволяя накрыть какую-либо группу бойцов массированным огнем.
Покрывало из плотного снега и льда устилало поле боя под разбушевавшимся ветром, но ни некроны, ни Ультрамарины не чувствовали этого — металлические тела и освященные доспехи защищали сражающихся от погодных воздействий. Однако целиться в таких условиях становилось труднее.
— Держать позиции! — прокричал Праксор при виде вспыхнувшей на его глазном дисплее сигнальной руны. Щитоносцы заняли огневые точки. Впереди на автостраде Львы замедлили свое продвижение, чтобы позволить остальным подразделениям нагнать их.
Передовые отряды изливали на неприятеля непрерывный болтерный огонь, перемежаемый буханьем плазмы и взрывами — это вступили в бой опустошители. Очереди тяжелых болтеров наполнили воздух гулким свистом высокоскоростных снарядов, ракеты с грохотом вылетали из пусковых установок. Плазменные орудия и лазпушки несли врагам смерть. Шторм значительно усложнял дело, но тем не менее передние шеренги некронов оказались раскурочены огненным шквалом.