— Я подумал, что ты захочешь поспать, — сказал он, в заключении надевая наволочку. — Не стесняйся. Я собираюсь принять душ.
Я кивнула, но села за стол, когда он покинул комнату. Я потянулась к электронной рамке, нажав на краю кнопку, чтобы воспроизвести первое фото.
Это был Каллум.
Отчасти.
У Каллума-человека были лохматые волосы, светло-карие глаза и легкая улыбка на лице. Его рука обвилась вокруг другого человеческого мальчика, но я не могла оторвать от него глаз. От его несовершенной кожи, глупой ухмылочки на лице, невинности, исходящей от него.
Его кожа была темнее. Ребуты были бледнее — доказательство того, что их коснулась смерть, но я редко обращала на это внимания. У людей имелась своя живость, свой блеск, который могла потушить только смерть.
Я нажала на кнопку и пролистала несколько десятков фотографий с Каллумом и его друзьями. Я еле его узнавала.
Я подняла голову, когда Каллум подошел ко мне сзади, и почти вздохнула с облегчением, увидев, что он был таким, каким я его помнила. Его лицо было жестким и решительное, не имеющее ничего общего с лицом мальчика на фотографии. Его темные глаза инстинктивно обводили комнату взглядом — он искал опасность. Он взглянул на фото через мое плечо и нагнулся, забирая его из моих рук. Его лоб нахмурился.
— Я больше не выгляжу так, — сказал он.
— Нет.
— Я не думал, что изменился. Прошло всего лишь несколько недель.
— Ты изменился, — сказала я, прикасаясь к его пальцам. — Таким ты мне нравишься больше.
Он поднял взгляд с фото на меня, потом взглянул на стену за моей спиной. Я обернулась, увидев, что он рассматривал наши отражения в зеркале.
— Я больше не выгляжу как человек, — сказал он.
— Нет. Не выглядишь.
Он опустил глаза на фото с сожалением.
— Когда я проснулся после смерти, я думал, что в основном выглядел так же.
— Ну, в некоторой степени ты выглядишь так же, — призналась я, кивнув на фото в его руке. — Твои человеческие воспоминания сейчас начинают расплываться. Особенно то, что ты не хочешь вспоминать.
Он поднял бровь, посмотрев на меня.
— Ты немного об этом знаешь.
Я пожала плечами, и он положил электронную рамку на стол, взяв меня за руку и вытягивая меня из кресла.
— Хочешь потанцевать? — Он сгреб меня в свои объятья, прежде чем я успела ответить. — На этот раз у нас есть музыка. И я не должен буду ударить тебя, когда мы закончим.
— Не должен будешь. Но если я наступлю тебе на ноги слишком много раз, ты можешь не стесняться это сделать.
— Я отклоню это предложение, но спасибо.
Он кружил меня один раз, два, три раза, пока я со смехом не врезалась в его грудь. Я встала на цыпочки, чтобы поцеловать его, и он схватил меня под мышки, поднимая в воздух, пока я не обернула ноги вокруг его талии.
— Так-то лучше, — сказал он, прикасаясь своими губами к моим.
Я закрыла глаза и позволила себе раствориться в поцелуе. Мне нравилось, что я не должна была беспокоиться о внезапных нападениях или людях, проходивших мимо. Мне нравилось полностью поддаваться поцелую, его рукам и теплу его тела.
— Мы не танцуем, — сказала я, наконец, с улыбкой.
— Конечно, танцуем, — сказал он, медленно двигаясь по кругу. — И, кстати, это мой любимый танец.
— Мой тоже.
Я прислонила лоб к его лбу, позволяя щекочущему ощущению счастья овладеть моим телом.
Когда песня закончилась, он сел на кровать, усаживая меня на свои колени и запуская руки в мои влажные волосы, оставляя дорожки поцелуев от линии подбородка к шее.
Я хотела проникнуть руками под его рубашку и прикоснуться кончиками пальцев к теплой коже его спины, но не решалась. Мой мозг сразу же пытался выяснить, сколько людей или камер могло следить за нами.
Но здесь никого не было. Только мы.
Поэтому я провела пальцами по его спине и закрыла глаза, сосредотачиваясь только на нем.
Его дыхание на моем рте.
Его руки, уверенно кружащие на моей талии.
Мои губы на его щеке.
Мои глаза встретились с его, я улыбнулась желанию в его взгляде.
Его пальцы на моей спине, прохладный воздух защекотал мою кожу, когда он совсем чуть-чуть приподнял мою рубашку.
Я напряглась, отскакивая от него так быстро, что чуть не свалилась с кровати. Я сразу же лишилась его тепла, но мой желудок скрутился в нервный узел, и я не могла заставить себя даже взглянуть на него.
Когда я предлагала остаться у него в доме, я не думала, что там будет кровать. Я не думала, что мы будем одни.
Я не думала, что могут означать две эти вещи.
— Извини, — сказал Каллум. Его голос был мягким, немного растерянным. — Что-то не так?
— Эм… — Это было единственным словом, которое я смогла выдавить.
Это было нормально? Я никогда раньше не думала, хотела ли я с кем-то заниматься сексом.
Я вообще не думала, что кому-то захотелось бы заняться со мной сексом.
— Я, эм, никогда…
Я, наконец, подняла на него глаза, увидев, как на его лице промелькнуло искреннее удивление.
— Ты шутишь, — сказал он. — Ты была там пять лет и никогда ни с кем этого не делала?
— Конечно нет. Никто не хотел прикасаться ко мне. Ты был первым, кто вообще меня поцеловал.
Он склонил голову набок, рассматривая меня с любопытством.
— Это смешно, Рэн.
— Это правда.
Он поддался ближе, пока его нога не задела мою.
— Никто не прикасался к тебе, потому что ты не хотела, чтобы они это делали.
Может быть, он был прав. Я положила ладони на бедра, но мои руки дрожали, поэтому я быстро сложила их вместе.
— У меня тоже никогда этого не было, — сказал он.
Неожиданное облегчение заполнило мою грудь.
— Правда? Секс — это, обычно, первая вещь, которой занимаются новички.
— Я думаю, они сразу же поняли, что я был твоим, поэтому держались подальше. — Он посмотрел в мои глаза и улыбнулся. — Был. И есть. — Он наклонился и коснулся своими губами моих. — Твой.
Я сглотнула, почувствовав странную тяжесть, опускающуюся в моем животе. Я почувствовала себя странно, возбужденно и волнительно, и хотела притянуть его к себе и никогда не отпускать. Я сплела свои пальцы с его. На этот раз дрожала я. А он был спокоен.
— М-мы можем, — заикнулась я. — Но мы должны оставить мою рубашку.
Его взгляд на мгновение упал на мою рубашку.
— Почему?
— Это противно. Лучше оставить ее.
— Противно? — повторил он в смятении.
Я ничего не сказала, и на его лице озарилось понимание.
— Ох. Это из-за того, что ты была застрелена?
— Да.
— Мне все равно, есть ли у тебя шрам, Рэн.
— Он уродлив. И их больше, чем один.
