По словам нянечки, парень и девушка, к которым уже вернулось сознание, находились в отдельных боксах под присмотром лучшего медперсонала. Даже постельное бельё им было выделено из особых запасов старшей сестры хирургического отделения.
Парень, у которого действительно пострадало мужское достоинство, в момент взрыва прикушенное подругой, находился как бы в прострации. Зато девушка, живучая, как и все представительницы слабого пола, уже принимала пищу («в театре, мерзавка, не накушалась!») и постоянно твердила о каких-то призраках, появившихся за несколько мгновений до взрыва.
– Представляете! – восклицала нянечка, скармливая кабанчикам очередную буханку пшеничного хлеба. – Балерины танцевали! И прыгали, и вертелись, и ноги задирали! Это в два часа ночи, в самом гиблом месте! А потом вдруг все огнём стали… Ужас какой! Неужто конец света приближается?
– Действительно, ужас, – согласился Кондаков, почёсывая кабанчика Гошу за ухом. – Когда в этом театре последний спектакль играли?
– Ещё до войны, говорят. На пушкинский юбилей. А при немцах там конюшня была. И оружейная мастерская. Вполне могли бомбу или снаряд при отступлении зарыть.
– Не исключено. – Кондаков спрятал руки за спину. – Вы свиньям побольше грубой пищи давайте, чтобы они сверх меры не жирели. Сейчас в цене не сало, а бекон.
– Знаю, милок, – ответила няня. – Да только не жрут эти ироды грубую пищу. Сызмальства к белым булкам и гречневой каше привыкли…
Спустя ещё пару часов Кондаков разузнал всё, что его интересовало. Пора было возвращаться в Санкт-Петербург и там опять идти на поклон к старым знакомым, нашедшим приют под крышей ФСБ, и через них выяснять некоторые специфические детали, не предназначенные для широкой публики.
На полдороге к вокзалу хрупкая девушка обратилась к нему за помощью. Сама она якобы не могла перенести детскую коляску через высокий бордюр. Дело было, что называется, святое, но не успел Кондаков толком взяться за прихотливо изогнутую ручку этой самой коляски, как неизвестно откуда взявшиеся молодые люди защёлкнули на его запястьях наручники.
Затем Кондакова грубо прихватили с двух сторон за бока и обшарили с ног до головы. Девушка, даже не удосужившаяся сказать «спасибо», выхватила из коляски видеокамеру и принялась снимать сцену задержания, ради удачного ракурса то приседая на корточки, то отбегая в сторону.
– Ого, волына! – воскликнул один из неизвестных, опуская изъятый у Кондакова пистолет в прозрачный пластиковый пакет.
При виде этих стандартных следственных действий от души Кондакова немного отлегло – слава богу, на него наехали не преступники, а свои же братки-опера.
– Вы не очень-то напрягайтесь, – покровительственно улыбаясь, посоветовал Кондаков. – Премиальных за такие подвиги не выпишут, а вот неприятности могут случиться… Советую ознакомиться с моим удостоверением. Здесь оно, в верхнем кармане пиджака.
– Не знаю, что ты имел в виду, – сказал старший из оперов, выворачивая означенный карман чуть ли не наизнанку. – Тут, похоже, даже вошь не ночевала.
Конечно, это был удар – пусть не смертельный, но довольно чувствительный. Отныне каждое его слово будут ставить под сомнение, а в каждом поступке искать вполне определённую подоплёку. Повезло, называется… На краткий миг утратив самообладание, Кондаков взорвался:
– Да кто вы хоть такие? Разве предъявлять при задержании документы уже не обязательно?
– Особо опасным преступникам уже не обязательно, – критически осматривая Кондакова, пояснил старший опер. – Мы тебя вообще могли на месте пристрелить и остаться чистыми перед законом.
– Кто это, интересно, признал меня особо опасным преступником? Не вы ли сами?
– Не важно. Сведения у нас самые точные. Законопослушные граждане с собой такие штучки не носят. – Он приподнял пакет с пистолетом повыше.
– Как штатный оперативный сотрудник имею полное право носить при себе табельное оружие, – огрызнулся Кондаков. – Свяжитесь с капитаном Цимбаларем, номер которого имеется в памяти моего сотового телефона. Он вам всё подробно разъяснит.
– Рады бы связаться, да только где этот телефон? – заулыбались опера. – Может, в воротнике зашит, как у Джеймса Бонда? Ты нам, батя, уши не шлифуй. Видели мы фуфломётов и мудрее тебя.
Скованными руками Кондаков похлопал себя по правому карману пиджака, где для мобильника имелось особое отделение, и убедился, что там пусто. А он-то ещё удивлялся, почему за целый день ни Цимбаларь, ни Людочка так и не справились о его здоровье!
Ситуация продолжала ухудшаться и, как говорится, пахла уже не керосином, а парашей. За себя Кондаков не боялся, но под угрозой могла оказаться вся операция. Приходилось предъявлять козыри, предназначавшиеся для совсем другой игры.
– Моя фамилия Кондаков. Звание подполковник, – гордо сообщил он. – Мою личность может подтвердить заместитель начальника шестого отдела Главного управления ФСБ по городу Санкт-Петербургу и Ленинградской области полковник Поспелов.
– А с папой римским ты случайно не знаком? – с лукавой улыбочкой осведомился опер.
– Встречались однажды, – кивнул Кондаков, что, кстати говоря, было истинной правдой. – Хотя и давно, когда он являлся обыкновенным краковским архиепископом.
– Тогда всё ясно, – сказал опер. – Выходит, нас не обманули, предупреждая, что ты склонен к мистификации и шарлатанству. Но с нами этот номер не пройдёт, предупреждаю заранее… Полезай в машину!
К ним уже подкатила видавшая виды «Волга», имевшая на бампере общегражданский номер Ленинградской области (на такие детали Кондаков всегда обращал внимание), и опера дружно приняли позы цирковых служителей, собирающихся загнать в клетку разъярённого тигра.
– Только без рук! – предупредил Кондаков. – Я сам сяду.
Но ему, конечно же, не поверили и стали запихивать на заднее сиденье, хотя в этом не было никакой необходимости. В азарте борьбы кто-то из оперов так нажал Кондакову на голову, что едва не свернул ему шею. В салоне машины его плотно стиснули с двух сторон, напомнив тем самым о недавней давке в электричке.
Наконец-то Кондакова осенило – вот где, оказывается, очистили его карманы!
Чтобы маршрут следования остался для задержанного тайной, на самые глаза ему надвинули чужую, пахнувшую дешёвым одеколоном шляпу. Впрочем, ориентироваться в пространстве сие обстоятельство Кондакову ничуть не мешало – соответствующий опыт, слава богу, имелся. Прежде его похищали – и на машинах, и на мотоциклах, и на катерах, и даже на верблюдах. А кроме того, город Пушкин это вам не предгорья Гиндукуша и не пустыня Намиб. Тут дорогу назад и слепой найдёт.
