Снега ночью не было, и след был глубокий и четкий. Стало чуть теплее, и Захар даже скинул на спину теплый капюшон. Лыжи исправно скользили по твердому насту, и он сам не заметил, как добрался до конечной точки своего вынужденного маршрута.
Он стоял на вершине холма. Внизу бежала быстрая узкая река, а на ее берегу стояли несколько домов.
Как только он осознал, что строения обитаемы, он тут же рухнул в снег. Лежа отцепил от рюкзака туристическую пенку, улегся на нее и, выставив ствол карабина, принялся наблюдать за небольшим поселком сквозь прицел.
Это был не поселок. Скорее, лагерь, как у старателей, охотников и геологов. Учитывая близость речки, скорее всего это и было поселение старателей. Мыли золото в речке, менялись раз в неделю или реже и мечтали поскорее вернуться домой. А возможно, здесь и жили, используя городок только как базу для пополнения припасов. Но это было раньше, до Срани. Кто облюбовал это место сейчас – неизвестно.
Частокол, высокий и крепкий, местами – подправленный совсем недавно. Некоторые участки выделяются новизной, дерево еще не успело потемнеть там, где рука неизвестного строителя обтесывала верхушки, превращая их в заостренные колья. Два больших приземистых барака, несколько пристроек, приткнувшихся к стенам.
Именно к кособокой и несуразной пристройке и вел след, ныряющий с холма вниз, исчезающий на одной стороне самодельной переправы и снова появляющийся с другой. След его снегохода.
Возле одного из строений стоял броневик. Что именно из всех этих бесчисленных аббревиатур, скрывающих назначение техники, и так любимых военными, он сейчас видел – Захар не знал. Да оно ему и не нужно было. Важным было лишь то, что орудийный ствол из небольшой башенки не торчал. Это значило, что орудие либо демонтировано и установлено где-то в более удобном месте, либо его нет в принципе. Пошарив взглядом по территории лагеря, пулеметного гнезда Захар не обнаружил, или же оно было тщательно замаскировано.
В лагере жили люди.
Вот распахнулась дверь одного из бараков, из нее вышел мужчина, держа что-то на вытянутых руках, и направился в пристройку. Захар присмотрелся: мужчина нес мясо. В пристройке, по всей видимости, было обустроено хранилище, поскольку туда еще несколько раз носили большие, перепачканные кровью куски.
Через час Захар мог сказать приблизительно, сколько человек населяет лагерь. Тридцать – тридцать пять. Может, в бараках находился кто-то еще, но ему показалось, что в лагере проживает не больше сорока человек. Большему количеству в двух бараках было бы тесновато, и они наверняка пристроили бы еще какие-то жилые помещения. Все – мужчины. По крайней мере, Захар женщин не видел. Вооруженными по лагерю не ходят, но оружие есть наверняка. А наличие броневика позволяет допустить, что оружие вполне может быть не только охотничьим, но и автоматическим.
Теперь оставался главный вопрос: как вернуть снегоход? Проникнуть на территорию лагеря труда не оставит, даже если они выставляют кого-то сторожить на ночь. Больше одного человека на холод не выгонят, даже два – это уже слишком много для такого маленького объекта. Пуля, выпущенная из пистолета с глушителем, решит эту проблему. Что дальше? Вряд ли обитатели лагеря не услышат, как он сбивает замок и выгоняет технику. Так что тогда? Опять бревна и клинья? Подпереть двери, зафиксировать. Дальше что? Вон броневик и аэросани. Неясно, на ходу ли они, но лучше исходить из наиболее неприятного варианта, а значит – будем считать, что на ходу. Аэросани он испортит легко, но что нужно сделать с броневиком, чтоб его обездвижить? Захар даже не знал, где у этого монстра находится двигатель, кроме того, он слышал, что у некоторых модификаций их два. Разбираться где там и что – времени не будет. Но, если этого не сделать – погоня неминуема. Захар даже представил, как это будет. Вот в тарахтенье снегохода вплетается басовитый рык мощного двигателя, его фигуру, согнувшуюся под обтекателем, освещает мощный прожектор, звучит короткая очередь…
Нет. Так точно не пойдет. Погоню допустить нельзя. А значит что? А значит, этим людям придется умереть. Желательно – всем.
Он даже не удивился, как легко пришел к такому решению. Люди, населявшие лагерь, стали просто частями уравнения, которое нужно было решить. Дома сложены из толстых бревен, крыша покрыта рубероидом. Окон нет. Это хорошо. Если подпереть как следует двери, облить бараки в нескольких местах солярой или бензином – полыхнет знатно. За несколько часов ничего не останется. А то и быстрее. Дерево же наверняка сухое, как порох. И даже если кому-то удастся вырваться из огня, он будет больше занят тушением пожара, чем выяснением его причин и погоней. А он к этому времени уже будет далеко…
Стоп!
Это что он сейчас понапридумывал? Захара бросило в дрожь, и он торопливо потянулся за термосом. Отхлебнул горячего чая, обжег небо, но даже не почувствовал этой боли. Он пытался осмыслить все, что произошло у него в мозгу.
Только что он хладнокровно обрек на смерть – ужасную смерть в огне – сорок человек. Пусть и только мысленно. Пока – мысленно. Только потому, что они забрали его снегоход и показались ему опасными. Черт! А как бы он сам поступил на их месте, наткнувшись на исправную технику, способную значительно облегчить выживание в этом суровом краю, а то и спасти чью-то жизнь? Стал бы он искать хозяина и выяснять, не желает ли тот поделиться транспортным средством, или просто сел бы на него – и уехал? Ответ очевиден. Тот, прежний Захар, может, и подождал бы владельца техники, поискал варианты. Вот только прежний Захар не добрался бы до снегохода. Он бы вообще не выжил. Хотя… Он и не выжил.
Прежний Захар умер в ту минуту, когда увидел свою дочь с размозженным черепом в сенях собственного дома. Когда понял, какую страшную смерть приняла его жена – единственный человек, которому удалось отогреть его сердце – привязанная к кровати, убитая похотью нескольких ублюдков, истосковавшихся по женскому телу. Гнался за аэросанями и расчленял Вовика, забивал прикладом волка и хоронил тела уже совсем другой Захар. Тот, который и лежит сейчас на вершине холма, и думает, не сжечь ли ему, к чертовой матери, сорок человек только потому, что у него украли снегоход.
Так о чем вообще может идти речь?
Твою ж мать, это же люди! ЛЮДИ! Те, кто выжил после Срани. Те, у кого, возможно, есть связь с Большой Землей. Кто, возможно, знает, что произошло и в каких масштабах. То есть, это те, к кому он стремился, только не какие-то гипотетические в возможно выжившем далеком Иркутске, а вполне реальные, здесь, у подножия холма, на котором он лежит, рассматривая их сквозь прицел карабина!