– Максимыч, позови мужиков, пускай берут ломы и замки с клетей сшибают…
– Вы не бойтесь, – это я пленникам, – сейчас всех освободим, и, кто захочет, пойдет с нами. Мои мужики сами позавчера только были пленниками, а сейчас уже свободными людьми будут жить у меня в селе, но вас я не неволю. Кто хочет, пусть остается в городе. Хотя, я думаю, оставшиеся никому не нужны будут и через некоторое время угодят в рабство, у меня же рабов нет, и жрут все от пуза, правда, только те, кто хорошо работает.
Только я закончил свой монолог, а мужики стали сворачивать замки, как с дороги послышались пулеметные очереди. Я выскочил наверх и, подхватив автомат, помчался к месту стычки. Возчики, понимая, что они теперь тоже в доле, подались за мной. Внезапно пулемет смолк, и бойцы Марата (а это были именно они, как я позже узнал) бросились вперед, мы же заняли позицию у остатков оградного парапета. Воинов Марата было немного, всего человек двадцать пять, но атаковали они с каким-то отчаянием, а впереди всех несся сам предводитель.
Надо ж, уцелел, ну это мы сейчас поправим, и только я первой очередью уложил двух бойцов, как раздался взрыв заминированной площадки. Марата и двух его бойцов, бегущих впереди, вынесло прямо на нас, и они тяжелыми камуфлированными жабами растянулись метрах в двадцати от наших позиций. Когда осколки, обломки и пыль осели, я подошел к лежащим. Бойцы были «готовы», а вот сам Марат еще шевелился, стараясь перевернутся на спину. Это ему удалось, и мне представилась обезображенная маска сгоревшего лица, и только глаза еще яркими точками сверкали на обугленной голове.
– А, это ты… – прошептал Марат, пытаясь улыбнуться, и с последним словом: – Недооценил… – умер.
Дальше, дальше вперед, где Митька? Ага, вот лежит, шевелится вроде. Так, что у него? Рана на левом боку, ничего, брат, все нормально, от таких ран не умирают. Да тебя контузило еще, ну ладно, сейчас, сейчас на чистое место перенесем. Возчики подхватили Митьку и уложили на незаполненную еще добычей телегу. Кто-то из умелых со знанием дела разорвал чистые тряпицы и попросил принести из подвала Паука чистой воды и спирта… Я оглянулся, так, там все так и делается… Дальше, дальше, где дед? Воронка от минного взрыва, дорогу придется щебнем засыпать, где дед? И тут я увидел его, или, вернее, то, что осталось от Сапера. Старик попал под собственный взрыв – то ли силу заряда не учел, а может, пулей огнепроводный шнур перебило и он полез поджигать по-новому, а потом не успел отползти в сторону. Кто знает… От деда осталась только оторванная нога в вонючем сапоге.
Все, некогда, сейчас всякая шелупонь сюда попрет. Думаю так, а ноги не идут, как будто парализовало меня, тут ко мне Лешка Седой – бригадир возчиков и подходит.
– Все, телеги загружены, – говорит, – а товарища твоего лучше в городе оставить, у старшины в доме отлежится.
– Да-да, я сейчас, – забежал на склад, а там мои мужики с бывшими пленниками оружие подбирают. – Все, выходите! Кто едет со мной – строиться во дворе, в колонну по трое, – и я направился к ящикам с боеприпасами, закрепил в одном из них гранату, продернул через кольцо длинный кусок капронового шнура и, выбежав из склада, заорал дурным голосом:
– Все от стен, быстрей сейчас рванет! – И, отбежав метров на двадцать, дернул за шнур. Ну, рвануть не рвануло, но взрываться ящики с патронами и другими боеприпасами начали здорово. – Вперед, дети атлантов! (и откуда во мне это берется?)
Телеги медленно двинулись, объезжая воронку, оставленную минным взрывом, и «дети атлантов» зашаркали вслед возам. В городе боевые действия не прекратились, видимо вояки еще не знали о смерти лидеров. Но наш обоз беспрепятственно миновал Полис. На заставах не было ни одного охранника, да и весь город как бы вымер, народ, спрятавшись в своих берлогах, ожидал, чем дело закончится.
Головы Паука и его помощников я закреплял сам, на кольях, но не у рынка, как хотел Митька, а при выезде из Полиса на наш юго-восточный тракт. Надпись оставил такую, которую он пожелал: «Кто к нам с мечом, тому…» – ну и так далее… Народ, посмеиваясь, бодро пылил вслед возам, а бывшие пленники плевали в отрубленные головы. Кстати, решившихся поменять Полис на сельскую местность набралось двадцать человек. Да еще моих мужиков двенадцать, и вот теперь я всех наших холостых девок обеспечу мужиками. Кстати, среди пленников с нами шли две бабы. Я их не рассматривал, что их грязных, после каталажки, разглядывать, вот придут в село, тогда и посмотрим. Тут мне бац по темечку: «А где я их селить-то буду?» Домов лишних в Степаново не осталось. Ну ладно, что-нибудь придумаем, Митькину жену и семью химика переселим на хутор временно, а там всех плотников в срочном порядке на постройку новых домов кинем. Так шагали до самого вечера без привалов. А ночью подошел ко мне Егор, вроде как лидер он среди бывших пленников, и говорит:
– У нас пятеро совсем обезножили, завтра или останавливаться на дневку, или что-то еще делать нужно.
– Хорошо, я поговорю с возчиками, возможно, перераспределим груз.
Но особо перераспределить не удалось, и мы закопали часть товара с одной телеги. Я попросил Седого забрать по случаю товар и привезти к нам, ну или хотя бы на Ярмарку, пообещав расплатиться солью.
Лежу я у костра и думаю, как мне разделиться на две половинки, эх, Митька, как не во время тебя подранили! Часть товара необходимо отвезти в село, а восемь телег уйдут, по моей задумке, к дяде Изе. И вот к Изе-то и придется мне ехать. Провожу наших через ловушки, до родного поселка, и назад на Ярмарку поверну, то-то жена обрадуется, не приехал со всеми… А собственно, с кем со всеми? Сапера разнесло в клочки, Митька, раненный в Полисе, лечится, пускай она радуется, что я целехонек остался… Я невольно почесал запекшуюся кровь на своем лбу, у-у, блин… потекла живица…
Ну все, пора спать, ночью еще встать, проверить часовых надобно…
– Степа, ты шо, старого еврея хочешь вернуть на родную стезю?! – такими были первые слова дяди Изи после того, как я обрисовал свой план. – Да ты знаешь, сколько этого барахла валяется у меня на складе? – продолжал разоряться лавочник.
– Дядя Изя, у тебя на складе действительно барахло, а это – золотое барахло, новая форма платежа, ну не мне тебя учить, монета, как форма платежа, имеет определенный вес, не портится. Пусть по первому времени мы и понесем убытки от недоверчивых крестьян, но, как своего компаньона, я тебя всегда поддержу, обеспечим гарантийную ценность монет солью, кое-каким оружием… В конце концов, у меня свои крестьяне есть, которых я смогу убедить принимать монеты за излишки продовольствия…