— Выходи!
Выбравшись наружу, лейтенант еще раз попытался разговорить конвоиров, и опять безуспешно. На ночь его заперли в камеру полицейского участка. Жандармы еще долго ругались с полицейскими, выбивая для Алекса отдельное помещение. В свою очередь он попытался выбить у жандармов ужин, но получил жесткий ответ.
— Вот приедем в Текуль, там вас на довольствие и поставят, а сейчас — не положено.
Однако засыпать под урчание пустого живота лейтенанту все-таки не пришлось, выход нашелся быстро. Алекс дал денег дежурному полицейскому и тот за долю малую сбегал в местный кабак, пока тот еще не закрылся, и продовольственная проблема была решена. Здорово выручила шинель, послужившая матрасом и одеялом одновременно. Утром лейтенант опять отправил дежурного в кабак, но едва тот вернулся, как заявились жандармы. К счастью, они не стали возражать, чтобы Алекс взял завтрак с собой.
Следующий день почти полностью повторил предыдущий, за исключением того, что выехали раньше, ехали дольше и, в конце концов, приехали в Текуль. Несмотря на ночное время, здесь их ждали.
— Спасибо, что подвезли, — попрощался Алекс с привезшими его жандармами.
Те были настроено весьма серьезно и шутки не оценили.
— Ступай, давай, шутник.
Лейтенанта вместе с вещами передали местным жандармам под роспись. Местные были куда менее любезны. Алекса обыскали, отобрали все личные вещи, кроме туалетных принадлежностей и отвели в одиночную камеру. Дежурный зажег оплывший огарок свечи.
— Располагайтесь, господин лейтенант. Завтра утром вас на допрос вызовут.
Допрос — это хорошо. Там, наконец, закончится томительная неизвестность, можно будет встретиться с врагом лицом к лицу и, наконец, дать ему бой. Никакой вины за собой лейтенант не чувствовал, был уверен в своей правоте и надуманности обвинений, которые ему могут предъявить. Тем не менее, червячок сомнений продолжал точить мозг. Ведь какие-то основания для открытия дела и его ареста у Дережицкого все-таки были. А если, он осмелился пойти на такой шаг, то у него должны появиться и какие-то покровители, способные защитить жандармского подполковника от гнева клана Магу. Алекс припомнил, что видел похожего на Дережицкого человека на перроне столичного вокзала. Может, это, действительно, был он?
Утром Алекса отвели в туалет, потом накормили, и только после этого он предстал перед начальником жандармского отделения. Кроме подполковника, в кабинете присутствовал толстомордый жандармский ротмистр в туго обтягивающем огромный живот мундире.
— Штаб-ротмистр Крыжопуло, мой помощник, — представил толстяка Дережицкий, — он непосредственно будет работать по вашему делу.
Рожа Крыжопуло лейтенанту сразу не понравилась — эдакий жирный одышливый бульдог с отвисшими брылями. Такой, если вцепится по команде хозяина, то просто так не отпустит. Как бы помощник опаснее начальника не оказался.
— Не могу сказать, что рад знакомству с господином Крыжопуло, но могу я, наконец, узнать, в чем меня обвиняют?
— Можете, — любезно согласился Дережицкий, — обвиняют вас в государственной измене.
Чего подобного Алекс и ожидал. Иначе, чего бы это жандармы суетились? Гораздо более интересны были конкретные обвинения.
— И с кем же я, по вашему мнению, нашему государству изменил?
— А вот это нам и предстоит выяснить следственным путем. Кстати, — взгляд подполковника задержался на груди лейтенанта, — почему это вы ордена не сдали?
У самого Дережицкого, кроме трех юбилейных медалек, на груди висел только «Станислас» второй степени, мечи к которому не полагались вовсе, и коий записными остряками именовался «за беспорочное протирание штанов». У его помощника и этого не наблюдалось.
— Никто не требовал, я и не сдал.
Арестованным быть при орденах не полагалось, и это был явный прокол принимавшего его дежурного жандарма.
— Вахмистр!
В дверях нарисовался дежурный.
— Примите у лейтенанта ордена, — распорядился подполковник.
— Не отдам, — неожиданно уперся Алекс, — мне их сам государь император вручал, не вам их и отнимать.
Если бы вчера того же самого потребовал дежурный, он бы подчинился, закон — есть закон, но сегодня, перед этими рожами, в него вселился бес противоречия.
— Вы что же, драться с нами будете? — удивился Дережицкий.
— Буду, — набычился Алекс, сжимая кулаки.
Возникла пауза. Подполковник нервно постукивал карандашом по столу, ситуация начинала накаляться.
— На родственников своих надеетесь, лейтенант?
— Надеюсь, — не стал скрывать Магу. — А вот на что надеетесь вы, подполковник? Новых покровителей себе нашли? К ним в столицу ездили?
Вопросы выбили Дережицкого из привычной колеи, и он прокололся.
— А вы это откуда знаете?
И тут Алекс сделал то, чего и сам от себя не ожидал. Он перегнулся через стол и прошипел жандарму в лицо.
— А я о тебе все знаю!
Не ожидавший такого подполковник, инстинктивно отшатнулся. Теперь, для восстановления реноме среди подчиненных, ему ничего другого не оставалось, кроме как применить к арестованному самые строгие меры.
— Взять его!
На помощь дежурному вахмистру прибежали еще трое. Ситуация осложнялась еще и тем, что клиент был настроен весьма решительно, а сильно бить его или, страшно подумать, калечить его было чревато самыми серьезными последствиями. Начальству, конечно, виднее, но оно как пришло, так и уйдет, а папаша Магу нанесенные сыночку обиды возьмет, и припомнит. Да и сам лейтенант определенную репутацию в Текуле успел заработать.
В конце концов, понукаемые подполковником подчиненные перешли в решительную атаку. Одного Алекс успел встретить хорошо — прямым в челюсть. Один из жандармов на некоторое время выбыл, но остальные успели сократить дистанцию, навалились, задавили массой и повалили на пол.
— Вяжите его! Нет, несите кандалы!
В отличие от своего начальника, хитрый Крыжопуло участия в потасовке не принимал, даже словесно. Он предпочитал наблюдать за ней со стороны.
Пока Алекс не мог шевельнуться, придавленный жандармским весом к полу, принесли тяжелые ручные кандалы. Руки лейтенанту сковали спереди. Причем проделали это очень ловко, чувствовался немалый опыт. Но едва его поставили на ноги, как Алекс продолжил.
— Пока что ты им нужен, но, когда вопрос со мною решится, они тебя выкинут, как паршивого кота. А Магу ничего не забывают! Я тебя лично…
За время его зажигательной речи с лейтенантского мундира скрутили оба ордена.
— Уведите его!
Голос Дережицкого сорвался на визг. Кто бы мог подумать, что внутри такого хладнокровного с виду подполковника, бушуют самые настоящие страсти.
