— Не знаю, — сказал Фима, — но напоминаю. Каменный Гость не просто удалятся от Земли. Он направился в сторону Солнца. Вопрос: для чего?
— Да, а для чего? Вдруг случайность? — неуверенно сказал я.
— Исключить нельзя. Но сколько можно! Лично я уже ни в какие случайности не верю.
— И каковы предположения?
— Лучше спросить об этом специалистов по Солнцу.
— Что, у нас и такие есть?
— Чего у нас только нет, — сказал Фима. — Если пошарить под прилавком.
И грустно выпил еще.
— О, кто к нам пришел, — вдруг заулыбался Дима.
— Какой мерзкий звук!
На пороге кухни, прислонившись к косяку, стояла Алиса. Бледная, с огромными глазами.
— Какой мерзкий звук, — повторила она. — Выключите, пожалуйста. Душу выворачивает…
— …Карробус, карробус… карробус, карробус… — гундел забытый компьютер.
Фима щелкнул мышью, но ничего не произошло.
— Карробус, карробус…
— Вот же сволочь, — сказал Дима и выдернул штепсель. — Трудно будет его унять, пацаны.
— Господи, — вздохнул Фима. — Неужели думаешь, что это в наших силах?
— Вы меня пугаете, мальчики, — сказала треснувшим голосом АиЗ.
Меня подхватило ее отчаянье. Я увидел нас откуда-то сверху. Ефим Львовича, Димку, Алису, себя. В уютной, теплой комнате удобного, ухоженного дома. Окруженного соснами и зеленеющими лужайками. Стоящего над живописной речкой Красная Пахра. Представил, сколько еще людей на планете сидят у своих очагов, едут на работу, воюют, занимаются любовью, празднуют мнимую победу над Каменным Гостем. Потом перед глазами явственно возникла вся наша планета. С океанами, пятнами пустынь, горами, тропическими джунглями, заполярной тундрой. С плывущими облаками, летящими самолетами. А поодаль, в полутора миллионах километров, — грозное, загадочное чудище с обликом невероятных размеров атома. Не оставит оно нас в покое, нет. Не за тем пробиралось из своей адской бездны. И не для того прикидывалось астероидом. Неужели никто кроме нас четверых об этом не думает?
— Послушайте, — сказал Алиса. — Если Каменный Гость маскировался, значит, он кого-то боялся?
— Кого? — без интереса спросил я.
— Во всяком случае, не нас, — кисло отозвался Фима и прикрыл глаза.
Дима, наоборот, весь встрепенулся. Как сеттер, почуявший дичь.
— Стоп, юноши! А ведь хороший вопрос. Очень даже хороший. От кого-то же по-поганец прятался. Если не от нас, то от кого?
— Доброго дядю ждать не стоит, — вздохнул Фима. — Давайте-ка рассчитывать на себя, детишки.
* * *
Оказалось, что в России издревле существует научно-исследовательский институт физики Солнца. А я и не знал.
— Есть, есть, — заверил Фима. — Прямо как у людей.
— Если хорошенько попо-скрести, все у нас есть, — усмехнулся Дима. — Но после экспериментов в Осколково зачастую при последнем дыхании. Шеф, надо поспешить. Вдруг институт закрывается. В этот самый момент. У нас все может быть.
Я взглянул на часы. По крайней мере, времени до окончания рабочего дня оставалось еще достаточно.
— Кто директор?
— Шипицын Всеволод Игнатьевич. Академик.
— Какой академии? Много их развелось.
— Всамделишной, шеф, настоящей. Не сомневайтесь, Шипицын — академик без кавычек. Могиканин! Он свою ди-дипломную работу еще у Шкловского писал. У того самого. Который книгу написал «Вселенная. Жизнь. Разум». Попо-мните, Фимка приносил?
— А! — сказал я, отбирая фотографии Карробуса. — Это тот Шкловский, который считал, что мы одиноки во Вселенной?
— Подумаешь, — сказал Дима. — Ну ошибся старик. С кем не бывает?
— Ладно. Поедешь со мной.
— Ужо тебе, Володимер! Зачем?
— А ты находчивый. И Шкловского читал.
Дима посмотрел на вредный для здоровья дождь за окном и вздохнул.
— Да, умище не скроешь.
Алиса быстро отыскала академика-могиканина, договорилась о встрече, и мы отправились.
Притихшая Москва поражала. В скверах вповалку лежали липы, в витринах не хватало стекол, все еще сильный ветер трепал обрывки рекламных растяжек. Впервые за много недель центр города наконец освободился от уличных жуликов, девиц, крикливых, бесполезных и небезопасных демонстраций. Людей вообще почти не было, столица только-только начинала приходить в себя после страшного ожидания конца света, а дожди шли малость радиоактивные.
Сами улицы из-за ливней превратились в реки с многочисленными островками заглохших машин. В низменных местах скопились целые стада троллейбусов, вездесущие маршрутки исчезли. Работали только огромные дизельные автобусы, оставлявшие в лужах разводы солярки и кильватерные струи. Потом эта сюрреалистическая картина мне несколько раз приснилась.
Мы пробились к НИИ физики Солнца только потому, что ехали в нашем верном БТРе. Причем зачастую ломились прямо по газонам и тротуарам, подминая кусты, тараня заграждения и пугая редких радиоустойчивых прохожих.
Но никакого паралича власти в столице не произошло. Довольно долго за броневиком следовала бдительная машина ГАИ, призывая прекратить безобразие, немедленно остановиться и чем-то неразборчиво угрожая. В конце концов, чтобы стражи дорог не натворили глупостей, я позвонил Крючканову. Минут через пять нас оставили в покое.
* * *
Институт Солнца запомнился смесью нищеты и остатков былой роскоши. Так, наверное, выглядели особняки купцов первой гильдии, превращенные в коммуналки после Великой Октябрьской социалистической революции, мавзолей ее праху.
Нас не встречали. В вестибюле очень пожилая старушка отложила вязание, нацепила очки и долго, с упоением человека, дорвавшегося до любимого дела, выписывала пропуски, ставила печати, дотошно сличала служебные фотографии с оригиналами физиономий. У чего только не повидавшего Андрюши глаза от изумления округлились. Вероятно, по этой причине его оригинал сличали с особой тщательностью. Даже попросили повернуться в профиль. И могучий старший лейтенант ГРУ послушно повернулся. Сюрр, сюрр…
Пока продолжалась эта деятельность, я во всех подробностях ознакомился с рисунком трещин на потолке, успел попривыкнуть к скрежету страшной дверной пружины и даже к запаху тряпки, с помощью которой другая пожилая женщина тщилась перевести помещение в более приличное состояние. Наконец мы показали заполненные по всем правилам пропуски все той же старательной вахтерше, которая их выписывала, и лишь после этого поднялись на второй этаж.
Там на стенах висели портреты насупленных научных мужчин и огнетушители. Под ногами лежала стоптанная ковровая дорожка, а в ящиках росли пленные фикусы. С потолка жужжали древние люминесцентные лампы.
