он хочет. А когда кажется, что понял, то – оп! Веремуд уже переобулся.
Хорошо хоть здесь не в ходу переиначенная древнегреческая пословица «О мертвых либо хорошо, либо ничего» [15].
– Бестолковым он был потому, что едва не угробил отличный корабль. Твой племянник ухитрился посадить лодью на мель в самое половодье и там, где до него прошли сотни кораблей. Я это видел, и все, кто проходил мимо, а нас было немало. И что он был хвастлив, тоже подтвердят многие. Все, кто слышал, как он орал, что убьет и меня, и моих людей, кто бы ему ни противостоял. Только хвастун будет кричать об этом, даже не зная, с кем придется сражаться. А что он не уважал старших, так ты сам об этом объявил во всеуслышание, Веремуд! Ты сказал племяннику: я запретил бы тебе драться, но ведь ты не послушаешь. Так ты сказал, Веремуд, и многие это слышали. Выходит, ты знал, что твой племянник не уважает тебя, брата своей матери, и ты с этим смирился. Ну а что он неуклюж, так это тоже видели все. Если бы я знал, что он такой неумеха, я бы не стал обнажать саблю. Такому, как он, хватило бы обычной палки!
– Однако ты ударил его саблей по голове и убил, – дослушав, спокойно резюмировал Веремуд. – И это тоже все видели.
– Все видели, что я ударил его саблей по голове, – сказал Сергей. – Но разве я его убил? Я даже не собирался его убивать. Но поучить его уважению было необходимо. Возможно, тебе было не важно, уважает ли тебя твой племянник. Может, ты его так любил, что прощал ему нахальство и грубость. Я ему не родич, но поскольку больше некому, то пришлось мне вбить немного ума в его глупую голову. Поверь, Веремуд, если бы я захотел, то рассек бы его башку, как кочан капусты. Но я этого не сделал. Лишь срезал с его макушки клочок кожи и ткнул рожей в грязь, и ушел. Но он точно был жив после моего урока. Я видел, как он возится в грязи, как сытая свинья. И если ты скажешь, что он там, в грязи, и умер, то я буду очень удивлен, потому что от такого удара не умрет даже ребенок. – И повысил голос: – Кто, кроме Веремуда, видел, как этот лютичский вождь умер там, в грязи?
Свидетели снова зашумели. Как Сергей и предполагал, лишившийся кусочка скальпа племяш даже сумел самостоятельно подняться на ноги. И очень громко ругался, когда ему бинтовали голову.
– Он умер позже, – признал Веремуд. – Рана, нанесенная тобой, загнила. Он умер от горячки.
– Вот! – воскликнул Сергей. – Ты сам это сказал! Он умер от горячки! Не от моего клинка!
– Но твой клинок его ранил! – возразил Веремуд. – Значит, ты его убил!
Вот же упорный… дядюшка.
– Загнить может любая рана, – сказал Сергей. – Вот только порез на голове – это не копье в животе. Если твой лекарь не сумел вылечить пустяковую царапину, я тут при чем? Приведи сюда своего лекаря, и я спрошу, как он лечил твоего любимого племянника, что тот помер от горячки?
– Он умер от твоего удара! – Веремуд упорно стоял на своем. Собственно, а что ему оставалось?
– Если ты порежешь палец о стремя коня, палец загноится и его отрежут, потребуешь ли ты виру с кузнеца, который ковал стремя? – спросил Сергей. – А если женщина умрет родами, надо ли требовать виру с отца? Ведь это он заделал ей ребенка. А если скверный кормчий вроде твоего племянника загнал корабль на мель, а кто-то из воев, что сталкивали его, простудился и умер, должен ли кормчий заплатить виру за его смерть? Если кто-то ставил крышу, потерял равновесие, упал и убился, должен ли хозяин крыши платить виру за его смерть? Может, ему стоит порадоваться, что избавился от такого никудышного работника?
Хорошая речь. Людям понравилась. Из толпы тут же предложили несколько вариантов потенциальных «убийц».
– Мой племянник не упал с крыши, – терпеливо произнес Веремуд. – Ты ударил его клинком. По голове.
– А он забрызгал грязью мои сапоги, когда шлепнулся в лужу, – усмехнулся Сергей. – Это очень хорошие сапоги, дорогие. Но я же не заставил его их чистить. Однако платить две гривны за то, что немного поучил недотепу, я не стану. Это он должен был бы заплатить мне за науку.
– Он умер от раны, которую ты нанес, – в очередной раз заявил Веремуд и посмотрел на Олега. Доводы Сергея убедили толпу. Но здесь не Новгород. Здесь решает не вече, а князь.
Что ж, попробуем убедить и князя.
– Бывают настоящие раны, князь Веремуд, – сказал Сергей. – Такие, что быстрая смерть становится милосердием. Но если здоровый молодой дурень умирает от пустяковой царапины, на то могут быть только две причины: его собственная глупость или воля богов. Ты уж сам решай, какая из них лучше для твоего племянника. В любом случае нас всех ждет очень непростой враг. И мы все знаем: один не вовремя упавший щит может погубить войско. Может быть, это боги помогли нам, отправив в Навь твоего племянника? Подумай об этом и найди правильные слова, чтобы успокоить своих родичей-лютичей. А если тебе не хватает пары гривен для того, чтобы подготовиться к походу и кормить дружину, то я, так и быть, займу их тебе. Отдашь из будущей добычи. Зачем нам с тобой судиться из-за кучки серебра, когда нас ждет ромейское золото?
Веремуд поглядел на великого князя.
Олег еле заметно пожал плечами.
Веремуд вздохнул.
– Ты убедил меня, Вартислав Дерзкий. Я признаю, что ты не убивал моего племянника. Его участь решили боги. И серебра твоего мне не надо. Слава богам, свою дружину я и сам могу прокормить.
Глава 28
Хузары не пойдут
– Великий князь Киевский желает увидеть сотника Вартислава, – сообщил гонец.
– Когда? – поинтересовался дежуривший при воротах Кочень.
– Немедля.
– Я передам, – кивнул Кочень и вразвалочку отправился в дом. Гонцу войти не предложил, и тот остался снаружи.
В доме шла эпическая битва. Машег и Дерруд играли в большой тафл. Хузарин пристрастился к этой нурманской игре главным образом потому, что, в отличие от фигур-шахмат, здесь важен был не только расчет, но и удача. Дальность хода определял бросок костей. А иногда и саму возможность хода. Как договоришься. Но и расчет тоже был важен. В отличие от игры в кости, тафл, или хнефатафл, если пользоваться полным именованием, опирался не только на удачу, но еще и