Нда-а… еще немного, и это можно было бы считать «портретом преступника», составленным после по итогам работы с очевидцами. То есть, нечто размытое и невнятное. Да и парня, называвшего призрака «мальчиком», я видел лишь мельком, в движении, при слабом свете. Так есть ли сходство? Нет, ребята, ноль сходства. И в том – никаких сомнений. С распечатки на меня смотрел круглолицый пышнощекий субъект с тремя подбородками. Стало быть…
– Фил что – толстяк?
– Я видел его всего один раз, три года назад, – ответил Михайлов. – Тогда он был ярко выраженным пузаном. Сейчас… Как там ваши «конфиденциальные источники», Гаврил?
– Второе прозвище – Кабан. Полагаю, это весомое свидетельство в пользу того, что наш «клиент» не похудел.
– Тогда я видел другого человека, – говорю я им. – По характеру он на Фила похож, тоже считает ситуацию, как прирожденный спец по тактике. И такой же осторожный. Но он совсем не толстый. И не круглолицый. Уж это-то я точно разглядел. Держался фигурант уверенно, даже самоуверенно, но – никакой жестокости. Нет, не Фил. Какой-то его дружок или наймит. Кажется, я даже видел его где-то… вспомнить не могу.
Михайлов задумчиво произнес:
– Нанять человека, обладающего какой-то сногсшибательной новинкой, тем, чего ни у кого больше нет, – в его духе. У него репутация человека, который вечно держит козырного туза в рукаве. А то и двух тузов – для верности. Но меня не оставляет неприятная мысль… Сколько лет я занимаюсь Зоной, однако даже отдаленно не представляю себе, кто таков этот ваш «пятнистый». Или – что он такое…
Хотя бы в одном я способен развеять его сомнения:
– Кто. Определенно – кто. Странный, то ли модернизированный, то ли просто изувеченный, но все-таки человек. У него голос мальчишки. И ум… какой-то детский или, может быть, дикарский.
Михайлов в ответ лишь потряс головой.
– А вы, Гаврил? В вашем ведомстве есть что-нибудь на моего чудовищного попрыгунчика?
Я представил себе лицо монстра в метре от своего лица и содрогнулся. Тогда я просто не успел испугаться. Но сейчас очень хорошо понимаю: да, это человек, но одновременно еще и чудовище.
– Ни-че-го. И даже нет ниши, куда можно было бы отнести сам феномен. «Пятнистый» – не мутант, не аномалия и не матрикат. Так или иначе, Дмитрий Дмитриевич сказал правильно: дело не закончено. Нам придется искать Фила. И, следовательно, придется противодействовать его «мальчику». Но как – ума не приложу. Просто дать вам более опытных бойцов? И в большем количестве? Достаточно ли этого? Мы не имеем ни малейшего представления, с чем столкнулись. У вас, Тим, есть какие-нибудь соображения на сей счет?
– У меня, по большому счету, нет ничего определенного. Так, подозрения…
Видели бы вы, парни, как они оба принялись меня взглядами буравить, услышав слово «подозрения». Значит, сами пока не сообразили. Очень приятно быть умнее целых профессора с академиком… хотя бы раз в жизни.
– Но вот у одного эксперта могут возникнуть куда более ценные соображения.
– Кто? – воскликнули они в один голос.
– Клещ.
Михайлов на секунду закрыл глаза.
– Темные сталкеры… Странно, что у меня сразу не возникло ассоциации. Но… их ведь больше нет.
– Один точно остался.
Михайлов посмотрел на Яковлева. Тот оставался в недоумении. Все-таки он больше занимался феноменами Зоны, чем людьми. Как раз людей-то лучше знаем мы с Михайловым. Тогда мой шеф успокоительным тоном сообщил ему:
– Поверьте мне на слово, это интересно. И толк из встречи с Клещом очень может произойти.
– Хорошо. Завтра попытайтесь с ним связаться. В каких вы с ним отношениях?
– Когда-то мы были приятелями, но последнее время очень редко видимся.
– Что за человек?
– Скопище противоречий. Отважный, щедрый, умный, злой, эгоистичный, лишенный каких-либо моральных ограничений. Может убить, не испытав при этом никаких сомнений, а может жизнь спасти, и за минуту до того, когда придется выбирать, сам не знает, как поступит. Настоящий сталкер старой школы.
Яковлев посмотрел на моего босса скептически.
– Вам и карты в руки, – только и сказал он.
Михайлов откликнулся:
– И, я добавил бы, мы пока не очень понимаем, где искать Фила. Ясно, что по этому вопросу…
Но тут Яковлев сделал рукой жест нетерпения, всё, мол, ша. Хватит.
– Завтра. У нас есть надежда, коллеги. Ближайшие дни покажут, насколько мы способны отработать этот новый шанс.
Ну да, говорила мне бабушка: «Торопёжка хороша при ловле блох, да при поносе». Она никогда не сталкивалась с мутантами из Зоны, но парни с машинно-тракторной станции на четвертый день запоя, видимо, мало от них отличались. С ними она научилась справляться без спешки, основательно. Тяжелый металлический предмет сковородовидного типа избавлял ее от необходимости быстро бегать или резво уворачиваться. Зато потребность в ускоренном перемещении возникала у тех, кто еще мог подняться с земли, после того, как бабушка давала целой толпе завеселевших ухажеров сеанс одновременной игры в теннис с помощью нетрадиционной ракетки. В таких случаях она действовала уверенно и методично. В стиль бабушки не входили быстрота и резкость в движениях. Она больше ценила точность и выносливость. Статная русская женщина, привычная к обилию физического труда, бабушка раз за разом выходила победительницей изо всех матчей.
Яковлев откупорил бутылку и достал пластиковые стаканчики. Я поискал глазами закуску, но ее не было в принципе. Все-таки старшее поколение сильнее нас!
– Не в этом дело, молодой человек, – прочитал мои мысли Яковлев. – Просто я готовил для вас сюрприз в память о наших прежних встречах в чернобыльской Зоне. В память и в благодарность… Мескаль «Грёбаный эстет» – икона стиля! Идеально иллюстрирует случай, когда попытка добавить к жидкому топливу твердые прокладки приводит к взрывному извержению всей совокупности.
– Оно ведь не местное? – опасливо осведомляюсь я.
– Оно с тамошними добавлениями. Исключительный поставщик – кафе «Упырье» с собственной кулинарией. Оно располагается в российском секторе Периметра на старой Зоне отчуждения. Вылили, настояли, опять разлили. Вы почувствуете.
Я чешу в затылке.
– Ладно. От хорошей компании не отказываются.
– Тогда первую – за встречу.
В следующий момент я почувствовал себя так, будто мне влепили в переносицу пулю, череп опал, словно сдувшийся мяч, а из ушей бодро выскочил расконвоированный мозг.
Потом мне заклинило всё. В каждую шестеренку моего грешного тела засунули по напильнику, в каждую буксу моих изношенных извилин сыпанули песку. Я смотрел на них двоих, на старых лукавых упырей, решивших за провал миссии растворить меня в едкой субстанции, очень хотел пришибить обоих одним ударом, но даже веками пошевелить не мог.
