Комиссия не нашла следов взлома и так и не пришла к единому мнению о том, как именно семилетний первокурсник-Тамплиер умудрился взломать охранную систему пусть и учебной, но, тем не менее, вполне себе военной техники. В отчете отмечалось, что беглец обладал выдающимися для своего возраста познаниями в инженерной псионике, а так же всегда отличался редкой ассоциальностью, близко сойдясь лишь с курсантом Селендис. Вердикт был прост — побег был тщательно спланирован и давно подготовлен.
Поставив локти на покрытый трещинами стол, Тассадар устало закрыл глаза, пристроив лоб на скрещенные пальцы.
Что-то не клеилось. Имеющаяся у него информация никак не хотела занимать положенные места в картине, нарисованной официальным отчетом.
Побег Александра был спонтанным, он четко видел это в воспоминаниях Селендис. Еще утром он был счастлив и в целом доволен своей жизнью — и уже вечером совершил «тщательно спланированный и давно подготавливаемый» побег?
Чушь.
С другой стороны, если побег не был давно решенным делом, то почему он не вернулся обратно, осознав всю неописуемую глупость своего поступка?.. Как бегство может быть тщательно спланировано и при этом — оставаться спонтанным?
Тассадару казалось, что он догадался об ответе. Побег действительно был давно спланирован и воплощен в жизнь в нужный момент — только вот сделал это не его сын.
— И снова здравствуй, Виалсар, — тяжело бухнул он, открывая дверь в кабинет старого друга.
— Эн Таро Адун, Вектор, — невозмутимо кивнул куратор его сына, не отрываясь от руководства роботами, расставляющими новую мебель. — Знаешь, тот стол стоял здесь три века и достался мне от моего предшественника. Раритетная вещь…
— Это сделал ты, — не отреагировав на завуалированный упрек, перешел сразу к делу Тассадар. — Все прочие варианты либо невозможны, либо лишены смысла.
Виалсар не ответил — лишь взмахом руки отослал роботов, а сам уселся на новый стул, вялым кивком указав бывшему однокурснику на второй.
Тассадар не пошевелился.
— Мы с тобой много лет учились вместе — ты всегда интересовался ксенопсихологией, грезил о временах, когда одна из Младших рас разделит с протоссами всю тяжесть нашего предназначения. Именно поэтому я попросил тебя присмотреть за моим сыном, пока я в отъезде. Прежде, чем я доложу о том, что ты сделал, Претору, я хочу получить ответ на вопрос — что изменилось за эти годы, друг? Когда в тебе родилось презрение к слабым, когда ты перестал… верить?
Несколько бесконечно долгих мгновений они смотрели друг другу в глаза, но… Тассадар так и не увидел в них раскаяния — лишь убежденность в собственной правоте.
— Когда я встретил людей, — наконец ответил Виалсар, отводя глаза в сторону — не потому, что не выдержал, просто уже сказал ими все, что хотел. — Ты все правильно помнишь, Тассадар, когда-то все было так, как ты и сказал. Более того — оно и поныне остается таковым.
— Значит, ты ненавидишь только людей?
— Все разумные виды в секторе, включая протоссов, несут в себе следы вмешательства Зел Нага. Отпечаток их могущества есть в каждом из Младших, отпечаток их мудрости — в каждой душе. А люди — завелись сами по себе, как… тараканы.
Тассадар молчал — кажется, он начал понимать, что сломало его старого друга.
— Триста лет назад три разваливающихся на ходу корабля покинули гиперпространство в пределах влияния Кхалы. Ты же помнишь — тогда весь Аиур стоял на ушах, новый технологически развитый разумный вид, вынырнувший из ниоткуда, в свете недавно закончившейся войны с кахата вызывал вполне определенные опасения.
Само собой, я вызвался добровольцем. Само собой, меня взяли — мое увлечение времен Академии было весомым фактором. Я был одним из тех, кто проводил ментальное сканирование сотни случайно выбранных терран.
Знаешь, что я там увидел, Тассадар?!
В каждом из них была Тьма. В ком-то больше, в ком-то меньше, но — в каждом. Многие из тех, кого я сканировал — убивали, кто-то — воровал, насильничал, обманывал… Горстка отбросов, слишком грязных для своего вида; беспринципный сброд, слишком безнадежный, чтобы надеяться на раскаяние. От них отказались свои же, избавились, как от бесполезного хлама. Каждый раз, покидая их отравленный жестокостью разум, я чувствовал себя оплеванным и почти таким же грязным, как эти дикари.
Я настаивал на уничтожении пришельцев — жаль, Судьи не прислушались к моим советам. Проклятые чужаки обладали псионикой, Даром ранее недоступным ни для кого, кроме нас, Перворожденных, и Конклав решил, что это достаточный повод для того, чтобы дать новому виду шанс.
И знаешь что?! Я оказался прав! Дети убийц — сами стали убийцами, их общество пожирает само себя и все вокруг, оставляя только гниющие трупы и смрад многочисленных отходов. Они не оглядываются назад и не смотрят вперед — есть только один день, есть только их жизнь и ничья другая не имеет значения. Прошло триста лет, а они все так же убивают друг друга, как и в первый день прилета сюда!
— Мы тоже не всегда были едины, — тихо произнес Тассадар. — Плохо учил историю — эпоха Раздора, помнишь? Тысячи, миллионы протоссов пали, прежде чем Кхас вернул нам утерянное единство. Люди сейчас посредине своей Эпохи Раздора.
— Да она у них с начала времен! — отмахнулся Виалсар, порывисто вскочив на ноги и расхаживая перед неподвижным Вектором. — Уже многие тысячелетия!
Внезапно куратор остановился, будто налетел на стену, и устало опустился обратно на стул.
— А ведь я пытался тебе поверить… — мгновенно растеряв весь запал, с нескрываемой горечью произнес он. — Когда к тебе приходит старый друг, сильнейший псионик поколения, прославленный герой войны с кахата, друг легендарного Претора и говорит что-то, что противоречит всему твоему опыту… Ты начинаешь сомневаться.
Я годами наблюдал за ним. Сам не знаю, чего я ждал больше — что я окажусь прав, или, все же, ошибусь. Я даже старался не показывать ему, как сильно ненавижу этих пришельцев и… ждал. Он казался таким слабым… Боялся каждого шороха, шарахался от каждой тени, дрожал от страха и плакал по ночам, но… знаешь, он и правда пытался стать одним из нас. Каждое утро вставал и выходил из комнаты, много читал, расспрашивал всех, до кого только мог дотянуться, возился с этой своей «Салли»… Но все бесполезно. Я видел — с каждым годом в нем все больше крепло осознание того, что я знал с самого начала — ему не место среди нас.
И вот, вчерашним вечером, почти сутки назад, он наконец понял это. Когда его девчонка, с которой он носился как с писанной торбой, будто она ему сестра, отшатнулась в ужасе от его сущности… он был раздавлен, смят, уничтожен. Ему было настолько больно, что активировалась даже система слежения за психическим состоянием кадетов. С того момента, как он собрал вещи и покинул свою комнату, я следил за ним — он хотел сбежать, но отказывался это признать. Там, на записи, ты наверняка видел… я был неподалеку. Мне почти не пришлось вмешиваться — лишь подкинуть ему мысль: «А что, если?..» и обеспечить возможность. Все остальное он сделал сам! Сам, Тассадар! Это был его выбор! Почему ты, хренов папаша, молчишь?!