Рыжеволосый с преувеличенной печалью развел руками.
— По поводу испытания я могу и даже обязан сказать вам следующее: оно опасно. Очень опасно и вполне может завершиться для вас фатально. Но лишь в случае прохождения оного вы получите доступ ко всей информации и целях миссии, доступных нам самим.
— Знаете, — после весьма продолжительного молчания проговорил Безымянный, невольно улыбнувшись, — весь этот наш разговор выходит каким-то очень странным. Вам самим так не кажется? Мы играем в загадки и детские шарады, пытаясь обставить друг друга, точно мальчишки, выясняющие, кто из нас самый хитрый. К чему всё это? Складывается ощущение, что вы совершенно не заинтересованы в результате этого вашего таинственного дела и только ищете повод отказать очередному кандидату на это ваше «неведомо что»!
Рыжеволосый яростно затряс головой.
— О, вот тут вы ошибаетесь! Мы крайне заинтересованы в выполнении нашего заказа. Можно даже сказать — жизненно заинтересованы! Только это нам и важно, только это имеет значение. Потому-то нам и нет дела до того времени, что придется ждать подходящего человека! Нам важен результат! Мы уже отклонили нескольких кандидатов. Трое прошедших предварительный отбор — провалились на завершающем испытании. Но мы не торопимся, нет! Нам нужен лишь один — тот, кто сумеет выполнить возложенную на его плечи миссию. Второго шанса не представится ещё очень долго, а скорее всего — вообще не представится! Мы не можем и не станем рисковать, вы понимаете?
— Понимаю.
Безымянный сложил руки на груди и задумчиво уставился на темнеющую громаду каменной арки. Он действительно начал кое-что понимать. Вернее — догадываться. Нет, не разговор, состоявший из недосказанных намеков, навел его на те смутные предположения, что роились в голове, точно растревоженный улей. Дело было в другом. В самом его собеседнике! Странно, Безымянный отчетливо ощущал силовые линии, оплетающие весь этот парк, каждое дерево, куст, даже листик, но человек, стоявший перед ним казалось, был напрочь лишен той части Единства, что называется жизнью. Пятно непроницаемой тьмы! Грязная клякса, дыра в ничто на фоне бьющей во все стороны и пульсирующей радостью бытия энергии Созидания. За свою жизнь он ни разу не встречался ни с чем подобным — хотя ему довелось сводить куда более близкое знакомство, чем хотелось, с самыми невероятными тварями — но даже «выпивающие» Тартра не выглядели и не ощущались настолько чуждыми этому миру, настолько иными. Да, ему ещё ни разу не приходилось встречаться с созданиями, подобными стоящему перед ним, — и за это надо будет всенепременно возблагодарить Предков при следующем обращении. Но что-то в глубине души, некие невнятные голоса, шепчущие о чем-то давно забытом на самой грани восприятия, предупреждали его, взывая не столько к памяти, сколько к… Наверное, он и сам не смог бы сказать, к какой именно части его разума обращались эти неведомые голоса. Да и были ли они в действительности? Нет, всего лишь фантом знания, точно боль в отсутствующей конечности, — вот чем являлись голоса. Эхом несуществующей памяти о неведомом.
Но именно их неумолчный шепот подсказал ему задать собеседнику вопрос, на который он никогда не решился бы самостоятельно и при других обстоятельствах:
— Вы техник? — Безымянный сумел произнести это презренное слово очень спокойно, почти безразлично.
Невероятно, но это нелепое предположение не вызвало у его собеседника никакой внешней реакции! Ни гнева, ни испуга… Рыжеволосый лишь с искренним любопытством уставился собеседнику в глаза. Больше никакого отклика на это чудовищное оскорбление, на это страшное предположение не последовало. Долгая тишина — словно грязно-масляная клякса, разлившаяся по поверхности воды. Казалось, даже ветер стих, и птичьи трели угасли в безмолвии.
— А что, если и так? — прервав застывшее, точно болотная муть, молчание, откликнулся он целую вечность спустя. — Разве это что-либо изменит?
Сердце человека, стукнув невпопад, ухнуло вниз. Незнакомец не дал прямого ответа, но даже прозрачного — как чугунная болванка — намека было достаточно. Вот она, «неизвестность» Нима. Воистину, Тьма и Неизвестность в одной бутылке — словно прогорклое пиво и прокисшее вино, разлагающиеся в желудке!
Техники… Безымянному, как и большинству простых конфедератов, мало что было известно об этих… Людях? Существах? Чудовищах? Даже такой, казалось бы простенький вопрос, как определение их видовой принадлежности, не был до конца разрешен. Да и не интересовала эта тема никого, кроме храмовников, ведь считалось, что техники оказались полностью истреблены около полутора сотен лет назад. Некогда жившие по всей Терре, они были объявлены вне закона разом во всех филиалах. Созванный одновременно с «Диктатом Осуждения» Восемнадцатый Поход Священного Гнева продолжался всего одиннадцать дней, но и этого хватило, дабы в корне истребить всех техников и разрушить их лаборатории. Вместе с гибелью последнего представителя этого сообщества возникло и негласное табу — какими именно причинами было вызвано подобное решение, Безымянный не знал, но именно в те времена Конфедерация, обычно весьма склонная к доведению до сведенья всех и каждого информации об одержанных победах, ввела в обращение новый изустный постулат, гласивший: «Побежденный не заслуживает памяти». С тех пор о техниках попросту забыли или постарались забыть, и даже их имя осталось лишь в исторических летописях храмовников, в распространенных повсеместно сквернословиях, вроде: «подлый, как техник» или «уродлив, как техник», да в фигурках «Великой Игры». Вот и вся информация, что сохранилась в память об этих… существах. Хотя нет, не совсем, было ещё одно — что упоминалось практически в каждой легенде. Самое главное — то, что послужило причиной падения этих существ! Техники не были живыми. В самом прямом смысле этого слова.
Разумными и, возможно, даже одушевленными машинами — вот кем являлись эти твари. Высокоразвитые, невероятно умные, расчетливые, но всё равно неживые. Всего лишь механизм, машина, автомат… техник! Так гласили легенды.
— Ты понимаешь, что мне следовало бы убить тебя прямо сейчас? — очень тихо спросил Безымянный. Он не угрожал, в его словах не было даже намёка на ожесточение.
Техник пожал плечами, словно данный вопрос нисколько его не заботил.
— Моя жизнь не имеет значения, — равнодушно проговорил он, и было очевидно: не лжет! — Важна лишь цель. И если уж я заговорил об этом… Вы не лжете, не изворачиваетесь, не бежите в страхе, не пытаетесь напасть… Вы подходите нам, изгнанник. Полагаю, вы можете оказаться именно тем, кто нам нужен. Если вы согласны принять наше предложение — отправляемся в путь.
