И надо встать и драться, падать, снова вставать и снова драться… Но кидаться на врага в безумной ярости ни в коем случае нельзя, нужен холодный расчет. Иначе твое неистовство втопчут в грязь, твой сумасшедший напор смешают с твоим же дерьмом. И, глотая кровь и сопли, снова машешь кулаками, ставишь блоки, кричишь, превозмогая боль, но не теряешь контроль над ситуацией.
Вот такую злость и знал Олег: пойманную в паруса, помогающую идти против течения. Но сейчас получалось иначе. Душевный ураган порвал ветрила, сломал мачты, сокрушил руль. Он не мог обуздать гнев, не мог накинуть на него удила, не мог…
«Апперкот, а потом ногами запинаю», – мелькнула обжигающая мысль, а глаза стал застилать алый туман.
И вдруг он почувствовал мягкое прикосновение, а потом ладонь Каур легла на его запястье. Ласковые, теплые пальцы стали ввинчиваться в кулак, который, в конце концов разжался, поддавшись нежному усилию. Руки Олега и девушки сплелись в замок.
– Идем к костру, – нуклеарка, совершенно не меняясь в лице, и все также улыбаясь уголками пухлых губ, потянула за собой опешившего парня.
Олег безропотно, как теленок на привязи, шагал по набережной. Теперь юноше было стыдно. Не из-за того, что он хотел избить зарвавшегося наследничка, а потому, что не справился с эмоциями. Словно был сам не свой.
«Почему я решил, что на нее никто не может смотреть? Почему никто не смеет с ней говорить? Странно. Странно и глупо все это».
* * *
На широкой площадке горел костер, а чуть поодаль стояли несколько кувшинов и два широких противня: на одном горой были навалены куски жареного мяса, на другом лежали пучки какой-то травы. На камнях и распиленных чурбаках, расставленных полукругом возле огня, сидело десять-пятнадцать подростков, бросающих любопытные взгляды на прибывших.
– Ну, наконец все в сборе, – шаман поднялся. – Располагайтесь вон там, на бревнышках и угощайтесь. Возьмите кувшин с водой, думаю, на четверых вам хватит.
– А на хрен трава эта нужна? – спросил Артур, присматривая себе кусок порумяней.
– Ты, – шаман легонько стукнул костяшками пальцев парня по лбу, – можешь, конечно, и на хрен ее прицепить, но все остальные едят зелень с мясом, так вкуснее, объедают листочки и маленькие плоды, а стебли потом можно бросать в пламя, они горят и приятно пахнут.
Молодые нуклеары, держа тарелки на коленях, продолжали расправляться со своими порциями, причмокивая и облизывая пальцы, по которым стекал сок, и опоздавшие, устроившись на поваленном дереве, не отставали.
– Кстати, давайте-ка, подставляйте ладони, – обратился Ян к гостям, развязывая мешочек.
– Что это? – спросила Аня.
– Размолотые водоросли, – шаман потрепал девушку за щечку, – смешанные еще кое с чем.
– И на хре… – Артур кашлянул, – и зачем они нам?
– Если ты, пацанчик, не проглотишь их сейчас, то скоро та штуковина, которую ты так часто упоминаешь в своих речах, у тебя отвалится, – Заквасский в упор посмотрел на наследника. – Это против радиации.
«Так вот оно какое, лекарство! – Артур подставил ладонь. – Цвет… коричневый, что ли…»
Порошок имел солоновато-горьковатый привкус.
– Ну, – шаман оглядел публику, – ешьте, пейте и слушайте. Сейчас вы узнаете старинное предание, которое я придумал сегодня днем…
– Это как? – снова задала вопрос Аня.
– Не перебивай меня, девчушка, – Ян в очередной раз погладил Аню по щеке. – Но, раз уж спросила, отвечу. Любое наше слово, любой наш рассказ, все, что мы говорим и будем говорить, уже было когда-то кем-то произнесено. Все, что мы делаем, и все, что будем делать, уже кто-то когда-то совершил. Поэтому, сочиняя новую историю, я рассказываю все те же старые мифы, байки и сказки.
Артур осторожно откусил кусочек мяса, внутренне приготовившись выплюнуть гадость, но, вопреки ожиданию, еда оказалась отменной. Действительно, такой вкуснятины он еще не пробовал, и, пожалуй, по сочности она давала десять очков вперед баранине в трактире Гоги.
– Сегодня я расскажу вам легенду о пяти веках, которые были до Великой Катастрофы и о том, почему погиб мир, – шаман встал так близко от костра, что казалось, штаны на нем вот-вот загорятся, и простер вверх руки. – Так, кто у нас любит читать? – Ян хитро оглядел сидящих. – Вот, пацанчик, Артур, ты читал когда-нибудь греческие мифы?
– Нет, – ответил парень, не переставая жевать.
– Молодец, – Заквасский кивнул, – молодец, иначе тебе будет неинтересно. В этих мифах говорится, что веков на земле было пять. Кто из вас знает, что это за века были?
– Золотой, Серебряный, Медный, Век Героев и Железный век, – выпалила Аня.
Артур, ошарашенный, уставился на жену, забыв проглотить кусок.
– Вообще-то в интернате было два урока по мифологии, – снисходительно улыбнулась она мужу.
– Правильно! – подтвердил Ян. – Но мало кто догадывался, что мифы эти были не о прошлом, а о будущем человечества. Греческий шаман Гесиод написал о тех временах, которые еще не настали. Иногда старики говорят, что Золотой век был до Великой Катастрофы. Не верьте им, когда всему пришел конец, Золотым веком и не пахло. Но я поведаю вам правду о тех временах.
Как-то раз наш Бессущностный решил покинуть свои чертоги и посмотреть, как обстоят дела на земле. В те дни на дворе стоял Золотой век. Назывался он так не потому, что люди гонялись тогда за машинами, компьютерами, телевизорами, айфонами и к их услугам были самолеты и интернет. Нет. Просто в то время жили те, кто умел слышать неслышимое, видеть невидимое, ощущать неощутимое. И вот парил Дух над планетой и лицезрел всю мерзость мира и всю злость человеческую, как простые работяги жили в неволе, как ими помыкали и не давали продыху. Зрел он много страстей, мало благородства и океан невежества. И замутило Бессущностного от созерцания таких картин, тошнота подкатила к горлу. Но Золотой век на то и Золотой, что на нашей земле жило много вождей, много жрецов и много шаманов, чьими устами мог бы говорить Дух. И возопили они о несправедливости, возроптали. И один из главных жрецов тех времен сказал:
Питомцы ветреной Судьбы,
Тираны мира! трепещите!
А вы, мужайтесь и внемлите,
Восстаньте, падшие рабы!
Полегчало Бессущностному, вернулся он восвояси.
– Это он про наши порядки говорит? Что-то не верится, чтобы рабы восстали, – прошептал Артур в самое ухо жене. – По-моему, он укуренный.
Аня, отдернув голову, прошипела:
– Заткнись!
– Вот прошло время, – продолжил шаман. – Золотой век закончился, наступил Серебряный. И снова Бессущностный решил слетать, поглядеть, что там на земле творится. И вот он несется над миром и примечает, что с тех пор кое-что поменялось: благородства стало меньше, невежества больше, а страсти бурлят, вскипают, восстают из пепла; появились вожди, призывающие весь старый мир насилия разрушить, а построить новый мир с помощью того же насилия. Серебряный век был прекрасен, но закончился войной всех против всех. И не понравилось это Бессущностному, опять стало не по себе, чувствовал, что сейчас стошнит. Но остались еще вожди, остались жрецы, остались шаманы. Помнится, одна женщина изрекла:
