Ну я и заорал с перепугу:
– Мариша! Ма-ри-шка! – и наружу свесился, так что сам чуть вниз не свалился. Смотрю, а она стоит, за стенку цепляется. А вокруг нее такие буруны на черной воде, и вода уже почти по бедра. Я веревку опять вытащил, кольцами свернул, бросил ей, да куда там! Она и не смотрит вверх, вниз смотрит, на воду эту черную да на бревна, чтобы не задавило! У меня аж руки затряслись, когда я это увидел. А еще я услышал скрип такой зловещий, налево посветил, а там завал из бревен весь двигается и вот-вот обрушится, бревна из-под низу водой вымывает, и те, что сверху лежат, уже козырьком нависли! Ну я снова веревку из воды вытянул, на конце несколько узлов для тяжести сделал и бросил так, чтобы она по стенке скользнула вниз и до Маришки долетела.
Мне отсюда, конечно, почти ничего видно не было, да только по-моему, веревка ее по плечу ударила и опять в воду упала, и сразу же ее в сторону течением отнесло. В общем, понял я, что надо за ней спускаться. В глубине там камень был, я к нему метнулся, да стал вокруг него веревку обвязывать, чтобы по ней сюда подняться можно было. Ну а пока вязал, слышу вдруг шум, да такой, что даже дрогнуло все вокруг, и я сразу похолодел, потому что понял, что козырек этот обвалился. Бросился я назад, вниз свесился, а там, внизу, темная бурлящая вода и – бревна, бревна и ничего кроме этих черных бревен!
Дал я тогда кулаком по камню! Да так, что от боли в глазах потемнело, а потом и думаю: я не я буду, но Маришку вытащу! Это же я виноват, что она там сейчас воду хлебает! Отошел я на несколько шагов вглубь, куртку скинул, фонарик вниз, на шею сдернул, чтобы не потерять, а то все, в темноте – смерть. Перекрестился и вслух говорю:
– Богородица, помоги! – а потом разбежался да и прыгнул подальше, так, чтобы на глубину попасть, туда, где бревен поменьше да шансов не убиться побольше. Сгруппировался я, конечно, по всем правилам, да только какие тут правила, когда прыгаешь в темноту и сто процентов что на бревно упадешь? Но недаром я на Бога уповал. Ударился я, конечно, сильно, но все-таки в воду вошел в аккурат между бревном и поваленной сосной. У сосны ветки в стороны торчали, вот я между этих веток и нырнул вперед ногами. А вода ледяная! Был бы в куртке, может, и нечего было бы, а так в меня словно тысячи ледяных игл сразу воткнулись! В ушах вода шумит, и лица что-то противное сразу коснулось, вроде водорослей, ну я глаза зажмурил и руками-ногами заработал, чтобы наверх выплыть. Вынырнул, за ветви сосны этой поваленной уцепился, фонарик в руки взял, назад свечу, на стенку, туда, где Маришка только что была. А ее там нет! Ну я под одну ветку сосны поднырнул, чтобы ближе к стенке подобраться, под вторую… А там чувствую: земля под ногами появилась, значит, я на террасе уже. Да только темно совсем, фонарик почти не светит, как будто контакт плохой, а дальше я пройти не могу, потому что бревна сплошняком по воде плывут, мокрая древесина в луче света поблескивает. Ну я лицо вытер, волосы ото лба убрал.
– Марина! – кричу, – Ма-ри-на! – и так страшно мне вдруг стало, что с ней что-нибудь случиться могло и я один теперь останусь.
А вокруг все куда-то плывет, шевелится, бревна эти на меня напирают, обратно в воду, на глубину сталкивают, я их одной рукой отталкивать пытался, да только они такие тяжелые, что их не отодвинуть, и много их. А потом вдруг еще эта сосна у меня за спиной двигаться стала, того и гляди меня зажмет между ее комлем и бревнами этими! Ну я фонарик отпустил, двумя руками в комель уперся, чтобы его от себя отодвинуть, а сам вдруг слышу:
– Са-ша! Саша! Я здесь! – в первый раз она так меня назвала.
Бросил я с сосной воевать, снова за фонарик схватился, смотрю: а она еще дальше по стенке стоит, за уступ какой-то из последних сил цепляется и еще что-то кричит, и рукой одной куда-то показывает, а я не слышу: вода шумит, а вокруг черные бревна колышутся, того и гляди, ее с ног собьют! А тут ведь как – раз упадешь, потом уже не встанешь, бревна не дадут. И это мне вода – по пояс, а ей – уже по грудь. Ну я и закричал:
– Стой! Стой на месте! Хоть как – только стой! Я сейчас до тебя доберусь!
А как до нее доберешься? Ну прикинул я – никак. Надо по глубине сначала проплыть да потом чуть дальше на террасу выбраться, а там, может быть, я в обход этих бревен и доберусь до нее. Если смогу. Должен смочь! Ну, я посветил налево, а там несколько бревен плавают, а дальше вроде бы вода чистая. Ну, как чистая? Кора плавает, да доски, но это ерунда. Ну, я сосну эту оттолкнул от себя подальше, да и нырнул, чтобы под бревнами проплыть, сделал под водой несколько гребков, руками наверху щупаю, чтобы головой о бревно не удариться или, там, о доску, вынырнул, воду с лица отер, да опять фонариком посветил. А Маришка, вот она – метров пять до нее всего. Стоит у стены этой, молчит. Мужественная девчонка! Близко до нее, а напрямик не подступишься! Я несколько гребков еще левее сделал, там вода еще свободная была, и вижу, что бревна тоже влево смещаются, значит, быстрее двигаться надо, мне бы туда, к стене пробраться! Ну я заторопился, рванулся вперед, потом встал, чтобы ногами дно нащупать, потому что должен я был уже на краю террасы быть. И точно – под ногами склон оказался, и если бы я еще несколько шагов сделал, то точно у стены раньше бревен бы очутился. И тут меня в спину что-то толкнуло…
Я обернулся и обомлел. Прямо передо мною дом был! Тот самый дом, который мы с Маришкой видели в двухстах метрах отсюда! Он почти по самую крышу в воду погрузился, но плавал. Меня только слегка задело одним из выпирающих венцов на углу. Если бы меня по-настоящему ударило, мне бы, наверное, спину сломало бы! Как так получилось, что он съехал в воду и сюда приплыл? И тут этот дом вдруг медленно так поворачиваться стал, словно его в сторону что-то увлекало, и я увидел перекосившееся черное окно. А потом меня вдруг что-то за ногу схватило и вниз в воду сдернуло! Я даже сделать ничего не успел, так быстро все произошло! А меня сначала под дом затащило, в темень самую, где вода, как лед, а потом и вглубь повлекло, только вода в ушах шумит, да булькает кругом все, я попытался до ноги хоть как-то дотянуться, да куда там!
И тут я понял, что все. Не вырваться. Ну а дышать под водой я не умею… И даже мыслей никаких нет… Кроме одной. Что конец…
А потом чувствую, как что-то лица коснулось, это, оказывается воздух из легких выходит… Тут я зажмуриваться перестал и глаза открыл. А кругом тьма. Фонарик на груди висит и еле светит, и в его луче муть какая-то в воде болтается. А больше ничего не видно. Тут у меня даже страх прошел. Ведь если там жизнь вечная, значит, смерти нет, и я вроде ничего такого не сделал, чтобы в ад сразу.
Грехи все исповедовал, чист, как стеклышко. Обещания своего, что Маришку отсюда вытащу, не выполнил, но это видать, не дано было… Все, что мог, я сделал.
