Большой стянул с себя спортивный костюм, бодро похлопал ладонями по белому, в складках, пузу. Потом надел длинные шорты, темную футболку, на ноги нацепил удобные кроссовки. Поверх футболки – бронежилет, разгрузку и рубаху. В общем, он готовился порвать шаблоны: в Зону еще никто не пробирался в пляжном виде.
Хыча своему спортивному костюму изменять не стал, просто надел под кофту разгрузку и броник.
Глядя на лежащий перед ним ПМ в кобуре и бронежилет, Садовников подумал, что они собираются будто на войну. Нехорошая была мысль. Зона таких не любит.
– Наверное, вам кажется, будто вы знаете, на что идете, – сказал он, глядя на братков; те опустили оружие и сделали вид, будто внимательно слушают. – Стращать не буду. За Периметром сами все поймете. В Зоне забудьте о Шимченко и его приказах. Делайте то, что должны. Делайте то, что считаете правильным. Но никаких инициатив без моего ведома!
Он ожидал возражений или ропота. Ни того ни другого не последовало. Хыча, продолжая скалиться, ответил:
– Базара нема, Костыль! Что мы – сами себе враги?
Садовников задумался. А потом все-таки высказал, что вертелось на языке:
– Ваш Шимченко – дерьмо, и он втянул нас в дерьмовую историю. Я постараюсь сделать так, чтобы мы выпутались живыми…
Большой внезапно хлопнул его по плечу:
– Не парься ты так, Костыль! Ты бы видел свою рожу! Все чики-пуки будет, отвечаю!
– Ну ладно, – не стал спорить Садовников. – Тогда – вперед!
Они пошли неожиданно бодро и почти весело – словно туристы по знакомому маршруту. Только двигались больше молча, не отвлекаясь на красивые виды и грибы-ягоды. Садовникову такой подход нравился, его опыт говорил – Зона охотнее позволяла выжить тем, кто ступал в ее владения с легким сердцем, с целью, с уважением, нежели тем, кто шел, согнувшись под тяжестью мрачных мыслей, со страхом в душе и желанием лишь поскорее вернуться домой.
Даже матерому ходоку в Зону оказалось непросто уловить тот момент, когда маленький отряд пересек невидимую границу. Лес, казалось, не изменился. Та же изумрудная листва, та же тяжесть мха и плющей на выпирающих из земли останцах, то же начищенное золото солнца над раскачивающимися макушками. Только не звучали больше птичьи трели и не гудели над головой комариные тучи. И еще стало ощутимо теплее.
Удобное было место. Никаких дорог, на которых бы курсировали «хаммеры» «касок». Никакой колючей проволоки, никакой сигнализации. У властей еще не дошли руки до этого участка границы Зоны. Нормальный лес незаметно переходил в аномальное пространство.
Садовников поднял руку, призывая остальных остановиться. Подбросил гайку жестом сеятеля.
– Гайку кинул, – прокомментировал Хыча. – По-моему, гайка – это чисто фетиш. Металл нынче дорогой, чего зря им разбрасываться? Можно ж было камень метнуть, вон сколько булыжников под ногами валяется. Нет – он кидает чисто гайку.
Сталкер хмыкнул. Походило, что на Хычу напал «говорун». Такое часто случалось с новичками, особенно с теми, кто боялся Зоны. А Хыча боялся, хоть и старался этого не показывать. Садовников помнил, как он шарахался от каждой тени, когда они в декабре пробирались к Периметру по руслу реки.
– Сталкеры сильны традициями, – сдержано ответил Садовников, стараясь не испортить настроение ни себе, ни другим. Он ориентировался на блеск гайки в траве, как на свет маяка. – Зачем разрушать «духовные скрепы»? Гайками пользуются все – от Хармонта до Новосибирска, и мы будем делать так же.
Хыча хотел сказать что-то еще, но Большой велел ему заткнуться.
Стали попадаться первые аномалии. То «плешь» затаится прямо на пути, то дорогу перегородят туго натянутые нити «паутины». На гнилых пнях зрели стручки «чертовой капусты», к счастью, они были еще слишком молодыми и не накопили достаточно кислоты для «плевков».
– Километров десять пилить, – вздохнул Большой. – Как думаешь, когда доберемся?
Садовников пожал плечами. Ему бы хотелось отсрочить визит в гиблое место, как, примерно, оттягивают посещение стоматолога, только раз в сто сильнее.
– Завтра к полудню. Заночевать придется в поле. Я не поведу вас в темноте.
Какое-то время они шли молча. Трава исчезла, все чаще попадались участки земли, пораженные «порчей». Приходилось петлять. Солнце припекало сильнее. Деревья приуныли, многие стояли без листвы, мертвые и как будто окаменевшие. Среди стволов висела неприятная серая дымка. Не то – дым, не то – пар.
– А «мичуринские» больше не достают? – спросил, тяжело дыша, Большой.
– Нет. – Садовникову не хотелось вдаваться в подробности взаимоотношений с искитимской шпаной.
– Ты – пацан реальный, – изрек неожиданно Хыча. – Мы же поначалу не знали, кто ты есть по жизни. Думали, левый пассажир, терпила. А у тебя, оказывается, кишка не тонка, уважаю таких.
– Хм… спасибо на добром слове, – бросил через плечо Садовников, полагая, что Хычу не отпускает «говорун». По-хорошему, треснуть бы его палкой, сразу пришел бы в себя, но нельзя – ведь у него ружье.
– Ты не подумай, что мы какие-то отморозки конченые, – продолжал тем временем Хыча. – Среди братков хватает душевных людей. Тоха, скажи!
– Точняк, – отозвался Большой.
– Я с вами полностью согласен, – отозвался Садовников. – Берем левее, идем след в след. – Он провел отряд мимо невидимой, но источающей запах горячего железа «жарки».
– Ты, оказывается, в ВДВ служил, – сказал Хыча.
– Да прям – служил! – Садовников харкнул в сторону «жарки», аномалия отозвалась шипением. – Пару раз съездил на сборы после универа…
Хыча загоготал. Этот смех ударил Садовникову по нервам.
– Сышишь, Костыль! Кому ты заливаешь? Папик и Некро-Филя на тебя целое досье собрали. Говорят, стреляешь без промаха. Из любого ствола.
– Ну какие стволы! – сказал сталкер, миролюбиво, как мог. – Писарчуком я отсиделся при штабе.
– Говорят, особые задания выполнял, – стоял на своем Хыча. – Если об этом нельзя рассказывать, ты не рассказывай. Просто мы уважаем стреляных воробьев.
«Вот поэтому, – подумал Садовников, – я обычно хожу в Зону один».
– Какие задания! – едва сдерживая раздражение, проговорил он. – Меня ведь после универа загребли. Помог командиру полка диссертацию дописать, вот и все мои спецзадания!
– Ладно-ладно. Не хочешь рассказывать о своих подвигах – не надо, – позволил Хыча.
Садовников перевел дух. О службе в армии, которая пришлась на последние годы первой чеченской кампании, он действительно предпочитал никому не рассказывать.
Через миг сталкер услышал, как за его спиной подозрительно булькнуло. Он обернулся и увидел, что Хыча торопливо, но не очень ловко прячет под броник плоскую хромированную флягу с оттиснутым на боку «Веселым Роджером». Лицо братка было пунцовым, а винтовку он держал так, что, того гляди, отстрелит себе ногу.
