Через двадцать минут обходных маневров я убирал контракт в стол, а слегка захмелевшей пекаренок с брелоком в виде кубика Рубика и шариковой авторучкой вышел за дверь, освещая себе путь лучезарной улыбкой.
Опустившись за стол, я довольно потер руки. Легкие деньги, проще пареной репы. День сегодня задался с самого утра. Сначала замечательно выспался и встал, не страдая похмельем. Вина с коллегами убрали литров шесть, не меньше, а сам свеж и бодр. Воздух, наверное, влияет и здоровая пища, ну а что еще? Теперь вот этот простофиля, поставивший отцовскую печать на контракт, по которому пекарня Маруша обязуется покупать у негоциантского дома обсыпку в форме палочек с сердечками, целый год на тридцать процентов выше рекомендуемого прайса. Красота. Если бы мне попался прожженный торгаш, то вряд ли это дельце я столь блистательно провернул, а вот, кстати, и он, легок на помине.
— Здравствуйте, милейший. — Я лучезарно улыбнулся и, встав, шагнул навстречу очередному посетителю. — За подтяжками пришли?
Мерзкий моросящий дождик испортил все предобеденное настроение. Последним из принятых мной в первой половине дня посетителей был тот самый торговец, что загорелся приобрести столь элегантный и необычный предмет мужского, а иногда и женского гардероба, как банальные и старомодные в нашем мире подтяжки. Ничего запрещенного в них не было, разве что идея, но нам главное начать поставлять, заодно получив официальный патент в городской ратуше, а потом и другие дела пойдут. Работник рынка торговался до зеленых чертей, орал, грозил всеми возможными бедами, заискивал и льстил, и сбил-таки планируемую мной цену почти на тридцать процентов, отчего ушел, сияя как медный грош и показывая в дурацкой улыбке те места, где зубы у него напрочь отсутствовали. Мне же оставалась чистая прибыль в виде ста долларов с каждого изделия, плюс транспортировка, упаковка и, конечно же, изготовление. Тоже неплохо. Могло быть и лучше, да и будет лучше, но потом. Сейчас обед, а за обедом дела.
Выйдя на крыльцо, я приказал подать носилки с балдахином и закурил первую за этот день сигарету. К ноющей боли в бедре присовокупилось легкое головокружение от продолжительного табачного голодания.
— Господин негоциант! — От ворот, перепрыгивая лужи и размахивая руками, ко мне бежал Дирек. Некоторые лужи он ловко перескакивал, но другие были ему не по силам, и, наконец, вымокнув в одной, особенно глубокой, он оказался рядом. — Господин негоциант, — на этот раз вполголоса поделился Аморис, — со всеми договорился, но имени вашего, разумеется, не называл. Это пока легко, так как не все еще знают, что, освободившись от виселицы, я прямиком попал к вам в помощники.
— Молодец, — улыбнулся я и протянул Аморису серебряную монету, которая тут же исчезла в бездонных карманах бывшего портняжки. — Сколько людей пожелали отобедать?
— Шестеро, — сообщил мастеровой. — Все бывшие сыскные стражники, в основном по болезни ушедшие, либо от пьянства. Денег у них негусто, ведь ничего кроме службы в головах никогда не было, а в армию по понятным соображениям никто не возьмет. Там здоровые и непьющие нужны, ну, по крайней мере, на первое время. В кабаке, что вы указали, был, обо всем распорядился.
— Тогда поехали, — одобрительно кивнул я. — Сейчас подзову вторые носилки — и в путь.
— Оставьте, господин негоциант, — Дирек в ужасе замахал руками, — это что, мне и на носилках? Не растаю, пешком пойду. Где надо перескочу, где надо перебегу. Жирок заодно растрясу.
— Ну, растряси. — Я с улыбкой глянул на тощую угловатую фигуру. Одежда, которую выдали ему в представительстве, была немного велика и в некоторых местах висела, придавая и без того тонкому Аморису еще более стройный вид. — Только побыстрее тряси. К долгим прогулкам в такую погоду душа как-то не лежит.
Путь в раскачивающейся и продуваемой всеми ветрами палатке, расположенной на высоте полутора метров над землей, в этот раз нисколько не радовал. Мелкий моросящий дождь, хмурое небо и трещащий не переставая Аморис, бегущий поодаль, восторга не доставляли, так что добрался я до таверны не то чтобы очень злой, но сильно близкий к этому душевному состоянию.
С невероятным облегчением войдя в теплый обеденный зал, я отряхнул одежду и, взглядом найдя бармена, захромал к стойке.
— Чего-нибудь крепкого, — пояснил я, — двойную и в одну посуду.
Передо мной как по волшебству появилась глиняная рюмка с чем-то, сильно пахнущим полынью.
— Еще, — кивнул я и, поморщившись, подставил рюмку под глиняный кувшин в руках бармена. — Обеденный кабинет готов?
— Готов, господин, — кивнул бармен.
— А гости?
— Все в сборе, только вас дожидаются.
— Тогда веди.
Опрокинув в рот полынную настойку и вновь почувствовав приятное тепло, разливающееся по пищеводу, я пошел за барменом, то и дело припадая на палку и матеря про себя ноющее бедро.
Пропустив Амориса вперед, я положил в ладонь хозяина полновесный золотой.
— Это задаток, милейший. У нас тут особые торговые дела, так что потрудитесь не болтать. Да, несите вино и закуски, и чтобы никто не смел беспокоить.
Затворив дверь, я повернулся к собравшимся.
— Добрый день, господа. Я ваш новый наниматель, глава Негоциантского дома Подольских, Дмитрий. Все, о чем сейчас пойдет речь, строго конфиденциально и не должно выйти за пределы этой комнаты.
Мужчины за столом согласно закивали.
— Отлично, — кивнул я. — Но прежде чем огласить суть дела, потрудитесь подписать договор. По нему вы обязуетесь отработать на меня неделю, применяя на практике те навыки и задействовав те связи, которые вам довелось обрести во время службы в розыскной страже. За неделю работы плачу пять золотых чистыми. Человеку, принесшему нужные сведения, десять золотых сверху. Тому, кто разрешит саму проблему, будет полагаться премия в сто полновесных золотых.
Уже через несколько минут свиток с уставом обошел по кругу всех собравшихся, а я обзавелся в доску верными помощниками в количестве шести человек. Ну и рожи, одно слово, бандитские. По таким ведь и не скажешь, что когда-то в сыскарях были. Такие Клару хоть с Луны, но достанут. На секунду пришлось прерваться, так как принесли бочонок пива и пару молочных поросят, что придало оживления и так не в меру бурным эмоциям. Я уселся за стол и дождался, пока бочонок обойдет все кружки, только потом вновь встал из-за стола и произнес тост.
— За удачу, господа. Служите верно, и войдете в историю, ибо именно историю мы делаем сегодня в этом зале. Может быть, о вас потом и в книжках напишут.
— Да ну, — ахнул седой старикан с порванным ухом и синяком под глазом.
