НВО торчал над сопкой и напоминал аиста, задравшего в небо клюв.
— А что это значит? — спросил Костя.
— Где-то здесь должен быть развернут ЗРДН, или я ничего не понимаю в этой жизни.
— Скорее всего, второе, — ехидно заметил Бараско. — По мне, так это сухое дерево, а не антенна.
— Откуда в тундре деревья? — удивился Костя.
Но Березин уже скользил меж валунами и скалами, как ящерица. Им не оставалось ничего другого, как поспешить следом.
Была ночь, но полярное солнце не закатывалось за горизонт, только приседало и становилось оранжево-красным. От этого на душе было тревожно.
Комплекс С-400 стоял в долине за скалами. Без прикрытия, в гордом одиночестве, явно брошенный на произвол судьбы.
— Стоп! — скомандовал Березин. — Если мы попремся прямо, точно угодим на сигналки или на минные поля.
— В скалах они хорошо заметны, — сказал Бараско, разглядывая комплекс.
Четыре пусковых установки стояли на острове в центре озера. Их контейнеры с ракетами были нацелены в небо. Крышки были закрыты. Единственная дорога, которая вела от острова, упиралась в гору. Лишь редкие полярные ивы маскировали позиции.
Шестигранная ФАР находилась на левом фланге позиций, расположенных подковой. КП, замаскированный сетью, прятался в низине с другого края, ближе к дороге. Четыре балка стояли поодаль.
— Я же на таких служил, — обрадовался Березин. — Здесь должен быть взвод охраны, а подступы должны простреливаться из пулеметов.
— Ага, — согласился Костя. — Вижу ДОТ у воды.
— Я тоже, — сказал Бараско, — только там ничего нет. А шины у половины машин спущены. Похоже, это брошенные позиции.
Поперек дороги лежал ничком труп. Справа от него валялся автомат. Почему автомат-то не забрали? — удивился Костя, с опаской проходя мимо и тут же сообразил, что человек лежит давно: автомат был присыпан пылью, а лица у человека не было — сгнило.
Они спустились к озеру, страхуя друг друга, и чем ближе к нему подходили, тем меньше прятались за валунами. И все-таки не углядели часового в ДОТе.
Березин вскинул автомат в последний момент, но стрелять не стал, хотя, будучи в обличии «камбуна» Гайсина, убивал солдат пачками. Часовой стоял у входа в ДОТ, прислонившись к скату окопа. Казалось, он то ли курит, то ли задумался.
— Эй! — окликнул Березин.
Часовой встрепенулся и посмотрел на Березина, но оружия с плеча не снял. Вместо лица у него была черная маска. Точнее, не маска, а пустота. Но он четко смотрел туда, где стоял Березин, и вдруг сказал:
— Товарищ Чепухалин, не стреляйте…
У Березина отвисла челюсть, на кончике носа от страха повисла капля пота, а шея и лицо стали вмиг мокрыми, хотя ветер дул по-прежнему сильно и даже нес редкие снежинки.
— Откуда ты меня знаешь, боец? — спросил он.
— Как же, мы служили в одном дивизионе. Только я в роте охраны, а вы в технической службе.
— Точно, — растерянно ответил Березин и подумал: да он же читает мои мысли!
— Я вам помогал вещи разгружать, когда контейнер пришел, а вы меня обидели — купили конфет и яблок, а обещали водки. Из-за этого меня взводный прописал два раза подряд. А это не по понятиям.
— Точно! — обрадовался Березин и опустил автомат. — Обидел. Но зато напиться не дал.
— Ну и что? — ответил часовой и сделал навстречу Березину несколько шагов. — Молочка из-под бешеной коровки стало жалко?
Березин решил объяснить:
— Понимаешь, в чем дело: твой ротный…
Ротный сам предупредил Березина, чтобы он не спаивал бойцов со всеми вытекающими из этого последствиями.
Бараско зашипел, как утюг:
— Стреляй, дурак! Или дай мне!
Березин с улыбкой оглянулся: мол, чего ты? Это же свой!
— Стреляй, дурак, это «глушитель мыслей».
Дело было в том, что капитан закрывал зону обстрела. Справа были покатые скалы, и Бараско приходилось смещаться влево, где находился Костя, от которого в данный момент толка было мало. В делах такого рода он смотрел Бараско в рот.
Березин не знал, что такое «глушитель мыслей». Если это ловушка, подумал он, то ловушки живыми не бывают. Сдурел Бараско. А еще черным сталкером назвался.
— А жену вашу зовут Варей. Дочку — Татьяной, — солдат приближался.
Он шел, как слепой, держа голову прямо и уставившись незрячим взглядом куда-то за спину Березина. А вместо лица у него была дыра — мрачная, бездонная. Странно и интересно, подумал Березин. Туда, поди, руку можно засунуть.
— У вас еще неприятности в столовой были, — проникновенно напомнил часовой.
Были, подумал Березин и вспомнил злобное лицо генерала Лаптева.
— А генерал Лаптев здесь! — обрадованно сообщил солдат. — Он на КП заперся. Мы сколько его ни звали, он не открывает. А у меня вам письмо!
— Какое письмо? — удивился Березин, разглядев наконец глаза солдата. Они лежали словно на дне очень глубокого колодца. Такого глубокого, что света северного тусклого солнца не хватало, чтобы их увидеть. Наверное, это такая загадочная болезнь, решил Березин. Надо бойцу помочь.
— Жена ваша прислала на часть. Мне велено вам передать.
Часовой полез в карман, якобы за письмом. На самом деле он неосознанно хотел обнять Березина и лишить его воли к сопротивлению.
— Давай! — обрадовался Березин и уверенным строевым шагом пошел навстречу часовому.
— Дайте я вас обниму, товарищ капитан, — обрадовался солдат. — Как-никак однополчане.
Березин совсем разомлел:
— Давай обнимемся, боец, — сказал он и прослезился.
Наконец кто-то к нему относится сердечно и искренне, а не строит, как подлый генерал Лаптев, козни.
«Бах-х-х!» Голова у часового раскололась, как арбуз, в который со всей дури запустили камнем. В серое небо ударил фонтан крови. Это Бараско выстрелил из подствольника. Часовой перестал говорить, однако движения по направлению к Березину не изменил. Мало того, он попытался схватить капитана, но промахнулся, потому что Березин остановился.
— Да беги ты, болван! — закричал Костя и тоже выпустил в часового очередь.
Часовой, как и в случае с ранением в голову, даже не среагировал, а прыгнул, чтобы схватить Березина и выжечь у него последние мозги, которые не сгубили ни служба, ни генерал Лаптев, ни «камбун» по имени Гайсин.
Никто из них троих не знал, что «глушитель мыслей» не чувствует боли, что у него нет нервной системы и что это сочетание человека и растения.
Только теперь Березин что-то сообразил и отпрянул в сторону. Часовой стал кружить, расставив руки, как в детской игре «салки» с завязанными глазами, и гудел. Чем он гудел, Березин так и не понял. Капли горячей солдатской крови упали ему на лицо. Они были тяжелыми и горячими, как расплавленный свинец. Быть такого не может, ошалело подумал Березин. Не может быть, чтобы солдат знал меня, а главное — ходил без головы. Ебическая сила какая-то!
