«Бах-х-х!» Вторая граната, посланная Бараско, пробила часовому грудь. Но и это не остановило его. Он стал размахивать автоматом со штыком на стволе, пытаясь зацепить Березина. Сквозь дыру у него в груди был виден склон сопки и березы в распадке. Березин подался в сторону. Часовой словно услышал его шаги и кинулся следом, выставив перед собой автомат: «Тра-та-та-та!» раздалась очередь. К счастью, все пули пролетели мимо.
Тогда Бараско выстрелил третий раз и отшиб часовому ногу. Часовой стал прыгать на одной ноге так, словно был инвалидом со стажем, при этом он действовал автоматом, как пикой. И только четвертая граната сбила его на землю, но и тогда часовой делал попытки схватить Березина за лодыжки и полз, и полз, оставляя за собой на зелено-буром мху кровавый след.
У Березина от ужаса волосы встали дыбом, и он побежал. Но вместо того чтобы побежать подальше от озера и ЗРДН, он побежал в центр позиций.
Вот идиот, подумал Бараско и крикнул Косте:
— Лови его! Лови!
Они устремились следом, крича:
— Березин! Березин!
Но Березин ничего не слышал. Он несся, как угорелый, ловко перепрыгивая через многочисленные кабели, протянутые между составными частями комплекса. Вдруг дверь кабины РПН открылась и раздался знакомый голос:
— Егор! Чепухалин! Ты чего бегаешь по позициям?!
Березин резко остановился. В офицере он узнал Арсения Гайдабурова, с которым они вместе учились в Энгельской учебке. Березин запрыгнул внутрь и захлопнул за собой дверь.
— Привет! — сказал он.
— Какими судьбами? — спросил Гайдабуров и удивился, увидел золотую звезду на груди Чепухалина, то бишь Березина. — О! Ты уже Герой России!
— Да понимаешь… — Березину сразу захотелось рассказать обо всем, что произошло с ним в последние несколько дней, даже о трагическом случае с часовым, но, взглянув пристальней в лицо Гайдабурова, он осекся.
— А-а-а… — все понял Гайдабуров. — Не обращай внимания. Здесь все такие. Есть еще хуже. Ты помнишь, как открывать консервные банки?
— Помню, — пораженный вопросом, ответил Березин. — А чего их открывать?
— Ты понимаешь, я забыл. Хорошо, хоть тебя вспомнил. А вспомнил потому, что наши койки пять лет рядом стояли. Помнишь?
— Помню.
— А помнишь, как мы в самоволку бегали и нас поймали и заставили рыть окопы в полный профиль?
— Помню!
— А помнишь Маруську со склада?
— Помню!
— Ты к ней еще ходил…
— Ну… — скромно поморщился Березин.
Маруська со склада была вдвое его старше, и теперь эти воспоминания были ему почему-то неприятны. Хотя в условиях голодной казарменной жизни посетить Маруську считалось особым шиком.
Гайдабуров протянул Березину консервную банку со следами зубов по краям:
— Открой!
— А ключ у тебя есть?
— Ключ? Какой ключ?
— Хотя бы штык-нож? Или перочинный.
— Перочинный.
— Давай перочинный.
— Здесь у всех память отшибло, — рассказал Гайдабуров. — Хорошо, я еще помню, как меня зовут и для чего мы здесь находимся. А ведь большинство солдат просто ушло в тундру. Сменщик мой, Андрюха, тоже ушел. Теперь вот сижу один. Несу службу. Не знаю, что будет дальше. Понимаешь, очень мне хочется кого-нибудь обнять и придушить, но я сдерживаюсь. Все руки себе покусал.
Березин открыл тушенку, и Гайдабуров в мгновение ока проглотил ее содержимое и покусанными пальцами выловил остатки мяса и жира.
— Я ведь и мыло, и солидол пробовал есть. Напрочь забыл, что съедобное, а что нет. Мох съедобный, или нет?
— Только ягель.
— Правильно. Я догадался, наблюдая за оленями. Но он невкусный. Пресный и жесткий, как картон. Но другим и этого не надо. Они есть не хотят. Сохнут, как мумии. Вот еще один, — Гайдабуров схватился за автомат. — Этого я точно обниму!
— Стой! — удержал его Березин. — Это Костя. Костя, я здесь! — крикнул он в приоткрытую дверцу.
Костя позвал Бараско, и они залезли в кабину. Но, взглянув на лицо Гайдабуров, Костя сел с краю. Бараско оказался более демократичным. Он сделал вид, что ничего не замечает, и даже пожал руку Гайдабурову.
— Я знаю, — сказал Гайдабуров, — у меня с лицом непорядок. Но у большинства вообще дырка. А у меня еще видны черты.
Он произнес это с гордостью, словно прокаженный, у которого еще не отвалился нос.
— Да ты не волнуйся, — успокоил его Березин. — Подумаешь — лицо! У нас некоторые политики всю жизнь без лица живут, — пошутил он, — и никто ничего не замечает.
— Все началось, когда появился генерал Лаптев, — начал рассказывать Гайдабуров, поглощая содержимое еще одной банки, которую открыл Березин. На этот раз это был толстолобик, жаренный в масле. — Он всех и заразил.
У Кости потекли слюни. Он вспомнил, что не ел дня два.
— Генерал Лаптев был сумасшедшим, когда еще я служил, — напомнил Березин, ища в бардачке ложки и вилки.
— Лаптев и сейчас сумасшедший, — согласился Гайдабуров. — Вначале он заразил весь штаб. Люди не узнавали друг друга. Виктор Степанович Дьячков, командир третьей батареи, тоже сошел с ума. Он решил, что Мотовский залив находится в Черном море, пошел купаться и утонул. Первым потерял лицо Дима Акиндеев, главмех, мы с ним в одном балке жили. Он всю ночь пил с генералом, а утром решил побриться и не узнал себя. Я заболел в слабой форме, потому что не пошел на совещание в штаб. Но меня по пьянке обнял полковник Журавлев. Я решил, что меня пронесет, а оно, видишь, не пронесло.
— А сколько дней прошло? — заподозрил что-то Березин.
Он добрался до кладовой Гайдабурова, открыл сразу несколько банок: и с нежинским салатом, и с бужениной, и со сливочным маслом, и теперь они все вчетвером орудовали ложками и вилками, с удовольствием чавкая.
— Да, почитай, две недели.
— Не может быть, мы всего дней пять в Дыре.
— А здесь время у каждого по-своему течет. Как скажешь, так и будет, — объяснил Гайдабуров, облизывая пальцы.
— Точно! — подтвердил Бараско. — Давыдов сказал «три дня», и мы три дня шагали к Краю мира.
— Потом стали заражаться солдаты. Их всего трое осталось.
— Двое, — поправил Костя.
— Кто умер от голода, кто ушел искать цивилизацию.
Между тем, никто не знал, из-за чего, собственно, началась болезнь генерала Лаптева. После звонка президента он, как полагается, поехал на отдых в военный санаторий, который находился за Геленджиком в местечке Бетта. Шашлыки, белое сухое вино, море, солнце и женщины быстро сделали свое дело. Генерал поправился и даже забыл о своих горестях. Напарником по картам был у него некий полковник ВВС Печенкин, который воевал в Афганистане и даже попал в плен к моджахедам, правда, всего на три дня — наши отбили. Но, оказывается, он был еще и ликвидатором аварии на ЧАЭС, а их аэродром дозаправки находился всего в получасе лета от Саркофага.
