Кто же так кричит? Страшный крик. Нет, нет, плотнее зажать уши. И петь. Чтобы никого не слышать, чтобы ни о чем не размышлять. Революционную песню. Вспомнить хоть одну. Ой, мама, как близко стреляют, как близко. Пой. Пой, Аня, пусть ты не пойдешь под пули, пусть не поведешь за собой провалившееся восстание. Тебя никто не услышит — ну и что?
Аня перевернулась на спину и уставилась в небо. Слева ограниченное красной стеной, справа — голубыми елями серое небо. Она по-прежнему зажимала уши и по-прежнему слышала крики.
Скоро все закончится. Не бесконечно это, нет, не бесконечно. Она — трусиха, ну и пусть. Аня начала шептать, но голос постепенно вернулся, и она закричала во все горло, глядя на небо, обращаясь неизвестно к кому, чтобы заглушить все это:
На бой кровавый,
Святой и правый
Марш, марш вперед,
Рабочий народ.
И замолчала, ведь святость и правота любого боя невозможны. Она не знала, сколько времени, промерзшая насквозь, размазывающая по лицу грязь, слезы и сопли, валялась вот так под стеной. Мысли начали путаться, и нестерпимо хотелось домой, к маме. И все никак не темнело — наверное, солнце остановило свой ход. Заснуть бы.
Кажется, она уже бредила. Осознавала, что проваливается в безумие — и не могла задержать падение, как те люди на площади, размазанные ботинками товарищей по брусчатке.
Он был в шлеме. И с оружием. Он склонился над Аней, приняв ее за раненую. Аня попыталась плюнуть ему в забрало, плюнуть в убийцу. Но уже подтянулись, занимая высоту, другие. Аня перекатилась на бок и свернулась клубком за спинами военных. Так и лежала, пока не стали тише крики, превратившись в стоны, пока на площади не взвыли сирены «скорых», пока ее не подняли и не понесли вниз. Убийца в броне аккуратно передал Аню врачам, а она даже не могла объяснить, как оказалась здесь и что с ней все в порядке, просто вымокла и промерзла.
В распахнутые двери виднелись пятна крови, темнеющие в наконец-то наступившей полутьме, и груды тряпья — оставшиеся на площади бунтовщики.
Всю ночь Ник провел в штабе. Сотовая связь заработала, он дозвонился до Реута, который был занят: всплеск агрессии, то затихающие, то усиливающиеся волнения, введенные в город войска смешали его планы. Тимур Аркадьевич намекнул, что в Японии началась цепная реакция и все внимание Хозяев сосредоточено на устранении причины, они считают, что события в России — лишь отголоски. Еще он просил Ника не мешать ему действовать и ни в коем случае не выходить к людям — появление резонатора подстегнет толпу, она станет совершенно неуправляемой, будут жертвы — еще больше. Начнется гражданская война.
Ник понимал это, но нетерпение поедало его изнутри. А еще в душе поселились сомнения. Казалось, что он вызвался тянуть непосильную ношу, сдвинул ее с места, и теперь воз с горки катится на него, грозя раздавить. Глаза пекло огнем, плечи сводило от напряжения. Во рту горчило от ядреного кофе и сигарет. Несколько раз Ник засыпал прямо перед монитором.
За окнами вьюжило, штаб почти опустел — расползлись по домам уставшие сотрудники. Уехал в Склиф Миша Батышев — его сестра Анечка пострадала на Манежке. Конь хотел было рвануть с толстяком, но Ник удержал его, и теперь парень без дела слонялся по комнатам, уничтожая запасы кофе и печенья.
Когда в дверь без стука ворвалась помощница Люся, Ник дремал.
— Никита Викторович! — взвизгнула она. — Там!!!
Трясущийся подбородок и выпученные глаза не предвещали ничего хорошего.
Ник вскочил и, заставляя себя включиться, выбежал в приемную. Экран передавал данные с видеокамеры у входа. Охранник вышел навстречу смутно знакомым мордоворотам с оружием. Сколько же их? Раз, два… девять. Возле черных микроавтобусов — еще двое бойцов, наверняка кто-то остался внутри. У всех автоматы на изготовку. Черт! Не отбиться! В штабе из бойцов он да Конь, но что они могут сделать вооруженным профессионалам? Коня жалко, только бы не начал быковать.
— Не открывать! — рявкнул Ник.
Охранник его не слышал. Или не хотел слышать. В кадре появился безопасник из «Фатума» — Андрей Александрович Сергеев, похожий на помесь гориллы с орангутангом даже в распахнутом дорогом пальто и костюме. Сергеев продемонстрировал охраннику удостоверение.
— Это за мной. — Ник обернулся к помощнице. — Здесь есть запасной выход?
Люся замотала головой, поджала губы и потупилась, очки с толстой роговой оправой сползли на кончик носа.
Ник заметался по приемной. Выход — один, на окнах — решетки. Западня.
— Передайте по громкой связи: пусть ребята не высовываются. Стас!
Конь выглянул из соседнего кабинета, покосился на экран, и сонное отупение облетело с него. Набычившись, он встал рядом с Ником, трехэтажно объясняя, что он думает о происходящем.
— Стас, заблокируй дверь. Быстро.
Входная бронедверь была китайской, такая способна сдерживать натиск минут пять от силы. Следующая — деревянная, можно выбить ударом ноги. Еще минута. Что же делать?
Звонить Реуту! Набирая его номер, Ник ругал себя за медлительность. Реут же обещал прикрытие! Или его вычислили и рассчитывать теперь можно лишь на себя?
В дверь ударили. Сжимая и разжимая кулаки, Конь сторожевым псом смотрел на вход. Помощница скулила, обгрызая ногти. Из трубки доносились протяжные гудки. Реут и раньше не сразу отвечал на звонки. Ругнувшись, Ник сбросил вызов и набрал сообщение: «Сергеев пытается захватить штаб. Нужна помощь».
— Стас, — спокойно проговорил он, — прошу тебя, не вмешивайся. Закройтесь с Люсей в кабинете.
Бум, бум — долбили в дверь. Всплеснув пухлыми руками, помощница воспользовалась советом Ника, а Конь зыркнул исподлобья и тряхнул гривой.
— У них оружие, Стас. Кто-то должен продолжать мое дело, я на тебя рассчитываю. Они не убьют меня, поверь.
— Я не смогу. Физически не смогу! — Ноздри Коня раздувались, в глазах полыхал огонь.
Ник рявкнул:
— Я приказываю тебе! Кониченко, твою мать! Включи мозг! Спрячься в шкаф, под стол, слышишь меня? Ты должен жить! Никакого сопротивления, ясно тебе? Обещай.
— Ладно… — Конь потупился.
— Обещай!
— Обещаю.
— Теперь уходи отсюда. Живо!
Хрясь! Входная дверь не выдержала натиска, в коридоре затопали. Хлипкая дверь в приемную вылетела со второго удара, к этому времени Конь скрылся в кабинете. Стараясь сохранять спокойствие, Ник сел за стол и сцепил пальцы.
Безопасники вихрем ворвались в приемную. Двое взяли Ника на прицел, из кабинета, где прятался Конь, донеслось:
