– Недурно бы и подкрепиться? – предложил я, но Ермольник лишь сверкнул глазами. Да я и сам почувствовал, что веду себя слишком беззаботно. А ведь в послании Валерия вполне серьезно предупреждала меня об опасности.
– Вот что, парень, – сказал кузнец. – Там, куда я сейчас пойду, твое присутствие неуместно. Поэтому разойдемся. Делай свое дело, но старайся не шуметь, иначе нам обоим отсюда не выбраться.
– Хорошо, – согласился я. – Давайте договоримся встретиться здесь же через час. Надеюсь, этого времени хватит и вам и мне.
Кузнец молча кивнул и выглянул в коридор. Я не знал, куда пойдет он, но мне надо было отыскать лестницу, ведущую в левую угловую башню, где меня ждала Валерия. Она говорила, что пройти туда можно через первый этаж, а склад, в котором мы очутились, располагался где-то в середине особняка. Мы вышли в коридор, и здесь наши пути разошлись.
Ермольник пошел налево, я – направо, памятуя о том, что зашел к нужной мне башне с тыла. Вскоре я оказался напротив главного входа, прямо под центральной лестницей. Охранники сидели в одной из ближайших комнат. Теперь надо было быть особенно осторожным, чтобы не налететь на них сдуру.
Но, видно, мой ангел-хранитель особо оберегал меня в эту ночь. Дверь в левую комнату открылась (я еле успел прижаться к балюстраде), оттуда вышел зевающий «бельгиец» и стал подниматься по лестнице. Его кованые каблуки простучали буквально в нескольких сантиметрах от моей головы. Когда он скрылся, я шмыгнул в правую дверь, прошел через пустую комнату и выбрался в еще один, более узкий коридорчик. Как я уже догадался, отсюда можно было попасть в угловую башню. Вот и заветная винтовая лесенка. Я поднялся на самый верх, где была небольшая площадка и одна-единственная дверь. Постучав в нее четыре раза, я прислушался.
В ответ – ничего. Что случилось? Я ошибся и попал не туда? Или что-то изменилось в планах Валерии? На всякий случай я повторил условный сигнал, а потом нажал на ручку двери. Она не была заперта и отворилась. И мне ничего не оставалось, как войти в комнату. Я еще успел подумать, что уже вторую ночь как вор блуждаю по чужим домам, прежде чем на мою голову обрушился удар, после которого я свалился на пол. Но сознание не потерял. Надо мной стояла Валерия, держа в руках толстенную книгу.
– Чем это вы меня? – поинтересовался я. – «Капиталом» Маркса?
– Нет, это «Древняя и новая магия», – смущенно ответила девушка, помогая мне подняться и усаживая на кровать.
– Все равно макулатура. В следующий раз выбирайте что-нибудь в мягкой обложке, детективчик, например. А разве вы не ждали меня? Кажется, я постучал как надо.
– Я думала, это другой. Он только что был здесь.
– Кто? Намцевич?
– Нет. Хуже. И мне показалось, что он решил вернуться.
– А кто может быть «хуже»?
– Мне трудно вам объяснить, но поверьте, он очень опасен.
– Весь поселок кишит какими-то загадками. А прятки – любимая местная игра. Похоже, что тут это вроде «полынного» вида спорта. Скажите хотя бы, зачем я вам вообще понадобился?
– Чтобы… помочь поселку. И мне тоже, – ответила Валерия и прижала палец к губам: – Молчите!
Но было тихо, только где-то далеко отрывисто лаяли собаки. Странный разговор мы вели в полутемной комнате, еле различая друг друга в узкой полоске лунного света. Валерия сидела рядом со мной, почти касаясь меня плечом, а ее точеный профиль напоминал оживший на листе бумаги рисунок. Я, скосив глаза на полупрозрачную кружевную ночную рубашку, не мог не залюбоваться почти обнаженной грудью. Но Валерию, казалось, мало тронуло мое волнение. Она словно бы и не принимала меня за мужчину. Так, за какое-то существо в брюках, которое тем не менее должно было в чем-то помочь.
– Он может подкрасться незаметно, – продолжила говорить загадками Валерия. – Он очень хитрый и… бесшумный. Тогда нам конец.
Я снова подумал о Намцевиче, но она, очевидно, имела в виду кого-то другого. Того, кто стоит за ним.
– Успокойтесь, – сказал я. – Клянусь, что помогу вам во всем. Я не Бэтмен, но тоже кое-чего стою. Что надо делать?
– Неприятности ожидают всех. И вы один можете противостоять им.
– Почему? Я самый обычный человек. Я просто неудавшийся актер. Я – никто. Как сказали мне совсем недавно.
– Неправда, – возразила Валерия. – Вы – внук Арсения. А значит, только вы и готовы к борьбе, хотя сами пока не догадываетесь об этом. У вас есть тот же дар, что и у него. И он обязан проявиться. Только вы можете стать достойным противником. Остальные для него не представляют интереса и серьезной опасности. Их он просто раздавит.
Меня немного задело, что она называет деда не по имени-отчеству, а этак фамильярно – Арсений, словно он был ее ровесником. И кого она постоянно имеет в виду? Кто этот монстр, левиафан, циклоп, с которым мне предстояло сразиться? А если я не хочу? Я всю жизнь избегал любых конфликтов и стремился жить в покое. К этому меня приучила изнеженная и сытая Москва. Я – типичный продукт нашего времени, и Милена в этом абсолютно права.
Мы не способны на героические поступки. А уж защищать Россию, да даже бы эту деревню… Дудки. Но сейчас, слушая Валерию, мне было лестно и приятно, и я даже чуточку поверил в то, что смогу сыграть роль спасителя. И возможно, это будет моя самая лучшая роль в жизни. По крайней мере, я постараюсь исполнить ее достойно. Но, в отличие от театра, здесь будут настоящая кровь и подлинная смерть. Это я чувствовал, а все предыдущие дни здесь лишь служили тому подтверждением.
– Что значил для вас мой дед? – задал я несколько коварный вопрос, поскольку знал о его последней любви к ней, к этой таинственной красавице, призванной подавать нектар богам либо самой восседать среди них. Но ее ответ превзошел все мои ожидания, просто ошеломил меня.
– Он… мой муж, – сказала она.
– Он был… вашим мужем? – как эхо, переспросил я, не в силах поверить. Кто из нас троих тронулся рассудком: она, я или мой дед перед своей смертью?
– Да, был, – подтвердила Валерия.
– И вы любили его?
– Нет. Ни единого дня.
– И все же были его законной женой?
– Можно ли считать официальным обряд, совершенный Монком? Когда вы клянетесь в верности не друг другу, а извивающейся змее? Когда вам дают испить кровь, а вместо кольца погружают палец в горсть пепла? И наконец, вот это… – Она обнажила левое плечо, и на белоснежной коже я разглядел небольшое, величиной с копеечную монету, пятно. Это было клеймо, изображающее человеческий глаз со зрачком и ресницами. Он словно бы вглядывался в меня, в мое изумленное лицо.
Неужели и деду поставили такую же мистическую отметину, призванную следить за всеми и за ним самим? Как вообще он решился на подобный обряд и почему не обратился к отцу Владимиру? Или это противоречило правилам игры? Неужели его любовь была столь сильна и слепа, что он, не понимая происходящего, позволил превратить себя в куклу в руках Монка или Намцевича? Быть того не может.
