Он обернулся, и она четко отдала честь – исключительно по привычке.
Торн повторил ее жест.
– Вольно.
Он долго не заговаривал. Так долго, что Чейн вспомнила: она не единственная в своем незнании того, что делать с их биологическим родством.
– Сэр, – наконец сказала она, – вы просили меня прийти.
– Удивилась?
Она не ответила. Он что, действительно хотел ее удивить? Если да, то зачем?
– Давно не виделись, – добавил он. Да уж, разговор как-то не клеился. Торн это тоже почувствовал и начал говорить. Словно лекцию читал. – Когда мне показали проект этих птичек, я решил, что это смешно. Совмещенное управление самолетом и двигателем? Ручная навигация, которую осуществляет сидящий сзади ОРП? Нелепость.
Чейз было совершенно несмешно. Она знала, что «Стрикеры» представляют собой странное сочетание старомодных решений и потрясающих двигателей, но именно за это она их любила. Похоже, Торн ценит их вопреки этим качествам. Ей моментально вспомнилось одно из любимых выражений Кейла: «кардинальные различия».
– А потом я увидел этих птичек в полете. Невероятно. – Казалось, он ждет, чтобы она что-то сказала. Она молчала. Он дотронулся до ракет у «Дракона» под крыльями. – Я когда-то летал с похожими. – «Воздух-воздух». Прицел левее центра, что бы целеуказатель ни говорил.
– Сэр?
Он что, действительно дает ей советы по тактике?
– Я смотрел записи твоих полетов, кадет. У тебя есть дерзость. Это работает на тебя, но не забывай прислушиваться к другим пилотам. Если твои действия неожиданны для противника – это хорошо. Но неожиданность для твоих товарищей может стоить им жизни. Ясно?
– Да, сэр.
Значит, это просто стандартное наставление индивидуалисту. Отлично.
– Ты готова, – добавил он, хмыкнув.
«Готова?»
Чейз подавилась этим словом, как только он его произнес. Поблизости включили реактивный двигатель, и на долгие минуты весь ангар утонул в его реве. Когда самолет выехал за огромные откатывающиеся вбок створки, Чейз с отцом все так же стояли друг против друга. Она не видела себя в его водянисто-голубых глазах и резких чертах лица. Она не ощущала ничего общего с его расчетливым сердцем.
Они действительно чужие.
– И вы решили, что много обо мне знаете, потому что знаете мои полеты?
Именно таких капризно-обиженных слов она не хотела бы говорить. Это ни к чему хорошему не приведет. Напомнит ей, что для него она не личность. Она – пилот. Кадет. Шестеренка, которую он поместил в механизм.
Чейз полагалось бы держаться вольно, но ее тело было настолько напряжено, что если бы она сейчас упала, то раскололась бы, как стекло. Ей казалось, что это должно вот-вот случиться. Может, уже при его следующем слове.
Этого не произошло.
Топот ног по бетону нашел их – звук стремительного бега.
Пиппин подлетел к ним, растрепанный, в сбившейся форме. Он так резко остановился, что его подошвы скрежетнули по полу. Почти заполненное паникой лицо разгладилось, как только он встретился взглядом с Чейз.
– Извини, что опоздал, – сказал он ей.
В его взгляде был настоящий букет «Прости-прости».
– Что ты здесь делаешь, кадет? – рявкнул Торн.
Пиппин посмотрел на генерала с такой миной, какую мог себе позволить только паренек с потрясающим интеллектом и жизненно важной ролью в армии.
– Команда Никс, – ответил он, пожимая плечами.
32. Латка: Временная мера
– Ты его забодал! – Чейз невольно улыбнулась, шагая с Пиппином по Парку. – После этого он уже не знал, что сказать.
– Когда ты очень нужен военным, то получаешь кое-какие плюшки.
Пиппин тоже улыбнулся. Между ними снова возникла та непринужденность, которая исчезла еще до МАВС. Чейз не знала, откуда она взялась, но слишком в ней нуждалась, чтобы задавать какие-то вопросы.
– Я чуть было не вывалила на него все перед тем, как ты появился. – Она потерла руки, прогоняя остатки ангарного холода. – Положение было отчаянное. Если бы я взорвалась и действительно высказала что думаю, то уже сейчас летела бы обратно в Мичиган.
– Мне следовало бы появиться раньше. Я узнал о том, что он тебя вызвал, только когда меня нашел Ромео. Ты ведь знала, что я приду, да? – Она кивнула, хоть ей и показалось, что этого слишком мало. Но, наверное, это и по ее виду было заметно. – Мне наплевать, из-за чего мы ссоримся. Тебе никогда не придется одной иметь дело с этим идиотом, Чейз. Даю слово. Я ведь тебе говорил в тот вечер, когда узнал, кто он?
– Говорил. – Она глубоко вздохнула. – Просто последнее время у нас все разладилось.
Пиппин потер виски. С силой. На секунду Чейз показалось, что все снова идет наперекосяк.
– Быстро сказать у меня не получится, так что потерпи. Я был Вольдемортом. Ты была Дартом Вейдером.
– Почему это я должна быть Вейдером? Вольдеморт гораздо злодейнее.
– Шутишь? Ладно. Давай я буду Саруманом, а ты Сауроном?
– Ты всегда был слишком толкинутым на мой вкус. – Она помолчала. – Как насчет доктора Франкенштейна и мистера Хайда? Один из них этически глух. – Она указала на себя. – А второй ярится дикарскими желаниями.
– Я не ярюсь, но сравнение удачное. – Он остановился и повернулся к ней. – Но если отбросить темные маски, мне бы хотелось, чтобы перед завтрашним утром мы нашли какие-то незлодейские слова друг для друга.
– Я – за, – отозвалась она. Значит ли это, что ей начинать? Не важно. Ей надо признаться, пока им еще что-то не помешало. – Я не собиралась выдавать тебя Ромео. Мне просто хотелось с ним поговорить. Он какой-то нелепый, знаешь ли.
– Знаю, – ответил Пиппин. – А теперь я признаюсь, что не хотел быть полным подонком насчет Торна. Или нет: я хотел быть подонком, потому что мне… ужасно досадно. Наблюдать за вами с Тристаном было тяжело.
– Наблюдать за нами? Почему?
– Как он на тебя смотрит… – Пиппин собирался сказать что-то ехидное. Она видела, как подколка уже крутится у него на языке. А потом она исчезла – и слетела правда. – Именно такого я хотел бы от Ромео. Понимаешь, серьезного интереса. Той самой искры.
Они продолжили идти к казарме.
– Я пытаюсь не завидовать. Это чрезвычайно трудно.
Они пришли к себе. Чейз плюхнулась на койку, скидывая ботинки.
– Пиппин, наверное, ты прав. С Тристаном все… по-другому?
– Ты говоришь так, будто в этом не так уж уверена.
– Не уверена. Ты ведь знаешь, что эти штуки для меня зашифрованы.
– Тогда разреши мне перевести. – Пиппин сел на койку рядом с ней. Они оба не имели привычки обниматься, но его близость была примерно равнозначна этому. – Не упускай шанс.
– Что?
– Не. Упускай. Шанс. Тристан надежный.
– Я могу причинить ему боль, Пиппин. У меня предчувствие, что если ранить сердце Тристану, то реакция Бунтаря покажется детским лепетом.
