Эрик Рассел - И послышался голос…

Во время дневного привала Малыш Ку вдруг оставил еду, вылез из-под дерева, в тени которого они сидели, и попытался взглянуть на невыносимо сверкающее небо.

Зашевелился и Фини: сел, навострил уши и жалобно заскулил.

– Что-нибудь неладно? – спросил Саймс, хватаясь за свой пистолет.

– Мало мало слышно звук, высоко-высоко, – Малыш Ку вернулся в тень, сел и с бесстрастным лицом снова принялся есть. Вроде моя его слышать вчера или позавчера. Моя не уверена.

– А какой он, этот звук?

– Уйоум-уйоум-уйоум! – продемонстрировал Малыш Ку.

– Что? А ну-ка еще раз.

– Уйоум-уйоум! – послушно повторил тот.

– А я ничего такого не слышал, – сказал Саймс.

– Я тоже, – поддержал его Кесслер. – Впрочем, слух у него наверняка получше, чем у нас.

– Очень-очень хорошая слух, – заверил Малыш Ку.

Билл Молит вышел из тени дерева, посмотрел из-под руки на небо и, разочарованный, вернулся назад.

– Мне показалось, что он подражает звучу летящего геликоптера.

– И мне.

Саймс пристально вгляделся в слепящее небо.

– Нам только галлюцинаций не хватало, – сказал Кесслер. – С чего бы здесь взяться геликоптеру? Спасательная станция не получила от нас сигналов с просьбой о помощи. У нас ведь не было возможности послать их.

– А не мог ли Томсон послать сигнал бедствия со «Стар Куин» до того, как его передатчик разлетелся вдребезги?

– Нет. Метеорит отправил его на тот свет мгновенно.

– Едва ли это был геликоптер, – решительно сказал Саймс и вернулся к прерванной еде.

– Я тоже так думаю.

– Моя слышать звук, – упорствовал Малыш Ку. – Уйоум-уйоум.

Больше они об этом не говорили. Звук не повторился, а если и повторился, они его не услышали. Билл Молит провел с миссис Михалич очередной сеанс лечения, который стал теперь ежедневным ритуалом. У Сэмми всегда наготове была вода, вазелин, эфир. Григор благодарил Молита взглядом. Миссис Михалич всякий раз неизменно произносила:

– Зами-ша-миль-на! Мой большой збазиба!

К вечеру цепочка людей неожиданно остановилась, да в таком месте, где особенно густо переплелись ветви и стебли окаймлявшей тропинку растительности. Фини надрывался от лая. Саймс с собакой уже скрылись за крутым изгибом тропинки, а Малыш Ку задержался у самого поворота.

– В чем дело, Эликс? – крикнул Кесслер, который шел позади всех.

В голосе Саймса, когда он ответил ему, звучали сомнение и настороженность.

– Да вот Финн разошелся. Так передо мной и выплясывает. – И тоном повыше:

– Уймись ты, кобель безмозглый, чего доброго порвешь мне штанину!

– Ты там поосторожнее, Эликс. Этот пес не дурак.

– Знаю. Только понять не могу, почему он так бесится.

– Нет ли чего подозрительного впереди?

– Ровным счетом ничего. Мне отсюда виден весь путь до следующего поворота. Тропа свободна.

– Нам нельзя возвращаться – крикнул Кесслер. – Мы должны идти только вперед. Не трогайся с места. Мы подтянемся к тебе и, что бы там нас не ожидало, встретим это вместе.

– Ничего не получится, – донесся голос Саймса. – Мы все на тропе не поместимся. Придется мне действовать одному.

– Может, опасность миновала? – с надеждой предположил Кесслер. – Ведь Фини вроде бы успокоился.

Его слова тут же опроверг яростный захлебывающийся лай.

Саймс упавшим голосом произнес:

– Слышали? Это я попытался шагнуть вперед.

– Мне не нравидзя, – заявила миссис Михалич, проявив неожиданное чутье. – Лучше бы…

Она умолкла, потому что снова заговорил Саймс, на этот раз обращаясь к Малышу Ку, единственному, кто его сейчас видел.

– Подстраховывай меня. Понравится это Фини или нет, а я все-таки двинусь вперед.

В тот же миг Фини залился таким бешеным лаем, как никогда прежде, но чуть погодя лай этот перешел в жуткий вой убитого горем пса. Одновременно раздался странный треск, шум точно от обвала и короткий приглушенный вскрик Саймса. Потом наступила тишина, нарушаемая только жалобным повизгиванием собаки.

Малыш Ку оглянулся назад и сказал:

– Упала в яма.

Сунув Сэмми свой пистолет, Кесслер прохрипел:

– Стой здесь и охраняй нас с тыла.

Он, а следом за ним Молит обогнали остальных и выскочили за поворот. Впереди, в четырех-пяти ярдах от них во всю ширину тропинки, пересекая ее, зияла черная яма. По эту сторону ямы вдоль ее края метался Фини, издавая горлом какие-то непривычные звуки: стоны вперемежку с рычанием. Веки его покраснели, шерсть на загривке вздыбилась.

Бросив на землю мечете, Молит лег на живот и осторожно пополз к неровному краю обвала.

– Держи меня за ноги, слышишь?

Он потихоньку, дюйм за дюймом, продвигался вперед, попутно сильным шлепком отбросил в сторону Фини, наконец подполз к яме, и под его тяжестью земля на ее краю осела и начала осыпаться. Глянув вниз, он увидел лишь беспросветный мрак.

– Эликс!

Никакого ответа.

– Эликс!!!

Молчание.

Еще громче:

– Эликс, ты жив?!

Снова ничего, только с большой глубины доносилось слабое непонятное постукивание. Молит ощупью нашел рядом с собой камень, бросил его в яму и начал медленно считать. Ему показалось, что время тянется бесконечно долго, пока он наконец не услышал, как камень упал на дно. Постукивание и шуршание снизу сразу же стали громче. Эти звуки навели его на мысль о чем-то огромном, одетом в хитиновый панцирь. О гигантском крабе.

– А может, упав, Эликс потерял сознание, – нарушил молчание Кесслер, который, вцепившись в ботинки Молита, находился в двух ярдах от ямы.

– Боюсь, дело тут похуже.

– Он мертв?

– Надеюсь.

– Ты что, спятил? Как это понимать: ты надеешься, что он мертв?

– Яма очень глубокая, – ответил Молит. – Это ловушка. А на дне какое-то чудовище поджидает добычу.

– Ты в этом уверен? – Кесслер дышал с трудом.

– Я слышу, как оно там шевелится.

– Моя тоже слышит, – подтвердил Малыш Ку с невозмутимым выражением на плоском смуглом лице. – Она делает «стук-стук».

Кесслер оттащил Молита назад. Тот встал и стряхнул с себя землю.

– Чтобы спуститься в эту яму, нам понадобится большой моток веревки.

Кесслер лег животом на тропинку и сказал?

– А теперь ты меня держи. – Он пополз вперед, и когда его голова оказалась над ямой, во весь голос крикнул внизу.

– Эликс! Эликс! Ты меня слышишь?

Из зловещей черноты не последовало никакого ответа – оттуда слышались только звуки, которые издает при движении существо, одетое в панцирь. Кесслер ползком вернулся назад, встал на ноги и вытер с лица пот. У него был вид человека, которому наяву снится кошмарный сон.

– Мы не можем уйти, не попытавшись сделать хоть что-нибудь.