Костя всю ночь стонал, хотя Петрович перевязал его и дал какой-то успокаивающий отвар.
– Жопа есть жопа, и ранения в нее могут быть даже более болезненные, чем в некоторые другие части тела, – авторитетно заявлял фельдшер.
Нам повезло, что под утро Костя все же успокоился, а может, сознание потерял, поэтому разбойники прохлестнули мимо замаскированного лагеря, не заметив нас. Двигались они по обеим сторонам дороги, посредине шел следопыт. Но мы тоже не пальцем деланные: прежде чем занять облюбованную позицию, прошли метров двести по дороге, оставляя следы а потом осторожно вернулись лесом назад, к месту засады. В банде Черного я насчитал двадцать пять человек и, когда они миновали нашу засаду, не задумываясь нажал на гашетку крупнокалиберного пулемета. Десять секунд, пятнадцать… Лента закончилась, и только тут я услышал грохот автоматов моей команды – сильная штука этот пулемет, хотя и оглушает до невозможности, зато вон всю травку и кустарник как побрил, да и никто из разбойников не шевелится. И тут я случайно, боковым зрением, заметил какое-то движение. Ветка орешника дрогнула, я откатился в сторону, пытаясь достать пистолет, а в то место, где только что лежал, в землю вонзилась автоматная очередь… И все же я успел автоматчика подстрелить из пистолета – навскидку пальнул два раза – и еще откатился, замер, напряженно всматриваясь в кусты за собой. Оттуда никого не слышно. Смотрю, Митька ползет, кусты осмотреть решил видно, я на него шикнул, а сам еще раз переместился, вдруг противник хитрит, да и сколько еще их там живых сзади? Оказалось, что больше никого не было, наши добили в овраге последних еще шевелящихся бандитов, а тот, который в меня стрелял, явно главарь был, шел последним и пытался снять самого опасного – пулеметчика. То, что я в него с ходу попал, – чистая случайность. Оружие мы собрали, хоть и плохенькое, но степнякам на продажу пойдет. А трупы прикапывать не стали, зверье подъест.
Дом у обочины
Сумерки опустились на дорогу внезапно вместе с туманом. Только что светило заходящее солнце, дул свежий ветерок, а через два удара сердца, в тот момент, когда дорога повела нас в низину, сизый густой туман надежно укрыл круп Ворона, бредущего впереди меня. Ворон тревожно заржал, звук потонул в тумане.
– Эй, мужики, остановись! – заорал я во всю глотку и натянул вожжи, удерживая Ворона. Через некоторое время все мои товарищи, кроме Кости, лежащего на возу, собрались в кучку для совещания.
– Что там впереди, Щербатый?
Мишка пожал плечами:
– Дорога, все вниз, вроде сужаться стала, удобной площадки для стоянки нет, лес вплотную подступает.
– Может, дальше спустимся и заночуем в самой низине? – предложил фельдшер.
– Что-то я никакого спуска на этом участке дороги не помню, – задумчиво проговорил проводник. – Да и тракт ранее местами асфальтирован был, а теперь полностью грунтовая дорога под ногами, хотя вроде нигде не сворачивали.
– Решено, спускаемся в низину и останавливаемся на ночлег, – коротко распорядился я. А то развели демагогию на ночь глядя.
Спуск полого уходил вниз. Трудно сказать, сколько прошло времени с момента первой остановки, когда впереди послышался крик и из тумана вынырнул Мишка Шербатый:
– Там впереди дом за частоколом. Сворачиваем к нему?
– Подожди, пойду сам посмотрю.
Что-то мне не нравилось в этом тумане. Необычный он был, что я туманов не видел? Как будто из Юриной паровой машины его кто-то в низину нагнетал. Нормальный туман тихо стелется и становится гуще постепенно, тут сплошные клубы все плотнее запрессовывались в глубину широкой балки. А еще предупреждение дяди Изи всплыло в памяти. Спускаюсь к первой повозке, тут уже все наши собрались в кучу, обсуждают, придурки, сейчас же одной гранаты хватит, чтобы всех их положить!
– А ну, все на землю, – свистящим шепотом прошипел я.
Гляжу, а Митька уже в стороне лежа на боку посматривает на что-то. Снизу туман пожиже будет. Ну и я последовал его примеру. Смотрю – справа от дороги огоньки светятся. Не сговариваясь, поползли мы с Митькой поближе, пока не уперлись в частокол, крепкий, из лиственницы, метра четыре высотой, а свет мы увидели из распахнутых настежь ворот. Подползаю к ним поближе и упираюсь в чьи-то ноги, ну, блин, попал! Совсем нюх потерял. А сверху у меня голоском таким нежным и участливым, спрашивают:
– Вы не заболели? Может, помочь?
Поднимаю голову, а там девка, худенькая такая, склонилась надо мной. Тут мы с Мишкой встали. Он смущенно хмыкнул, а я позвал сквозь туман:
– Эй, гопота, сворачивайте на голос.
Двор был широкий, дом двухэтажный, сложенный из такой же лиственницы, как и частокол. Девушка, развернулась и пошла к дому, говоря на ходу:
– А я вас, как только вы спускаться стали, сразу услышала. – Она открыла дверь в ярко освещенную комнату и продолжала, доверчиво поглядывая на меня: – Вообще-то к нам редко кто заглядывает, все же в стороне от тракта находимся.
Девка была красивой и хрупкой, и вся моя осторожность как-то вмиг пропала, наверное, это голос и внешний вид ее на меня повлияли. Тем временем все мои спутники вошли в большой зал первого этажа дома. Приковылял поддерживаемый фельдшером Костя. После темноты горевшие в двух шандалах десяток свечей нестерпимо ярко били в глаза. Все же это был не трактир. Обыкновенный большой дом, кухонным чадом даже и не пахло. Посреди зала стоял большой стол, человек десять могут разместиться спокойно.
– Присаживайтесь, дорогие гости, – певуче пропела девка. – Сейчас принесу вам попить, а вот еды у нас нет, так что не обессудьте. – Она удалилась за перегородку в углу зала и через пару мгновений вынесла, сгибаясь от тяжести, тяжелый кувшин, из которого пахнуло хорошим вином.
– Ты одна проживаешь? – спросил я, не притрагиваясь пока к сосуду.
– Нет, отец наверху, заболел он на днях, выйти не может, слаб еще.
– Как же ты без отца справляешься? И еду, наверное, не из чего готовить, – сказал я, доставая из своей котомки провизию.
– Как это не из чего? Не ожидала просто вашего прихода, вот и не готовила на ночь.
– Давай я твоего отца посмотрю, я все же врач, – предложил Петрович.
– Нет, он только уснул, лучше утром посмотрите, – с извинительной улыбкой сказала девица.
Ну, мы с ребятами, в общем, успокоились. Мужики набросились на провизию и вино, а я вышел во двор посмотреть за лошадьми, заодно и ворота проверить, закрыты ли? Ночь была звездная, туман, сбивший нас с пути, как по волшебству рассеялся. Лошади мерно жевали овес, припав к кормушке у коновязи. Я окончательно успокоился и пошел в дом. Девица расстилала на полу тулупы и, обернувшись ко мне, улыбнувшись, спросила: – А вы что не пьете, не едите?
