«Так и будем поступать!» — решила Смерть.
Следующая идея подружек заключалась в повторении эксперимента, поскольку они справедливо подозревали, что новое чучело и развлечет их по-новому. Так как схема была уже отработана, сотворение нового гоминида не отняло у них много времени. Опять подручный хлам, две руки, две ноги, одна голова, и вот уже Жизнь вколачивает в грудину чучела диковинный плод, мимоходом отмечая, что весь процесс, начиная от сбора хлама и заканчивая одушевлением страшилы, нравится ей необыкновенно.
«Вот этим-то и займемся!» — постановила Жизнь.
Подозрения подружек оправдались наилучшим образом. Страшила блестяще отплясывал свою программу, покуда запал на выдумки не иссяк. Не беда, схема утилизации также была испытана ранее.
Прикинув плодоносность сада и оценив запасы подручного хлама во вселенной, подружки пришли к выводу, что увлекательных занятий им хватит чуть ли не до скончания вечности, вследствие чего было принято решение поднять производство страшил на индустриальный уровень. Что и было исполнено.
Ну и чумовой же цирк завертелся! Правда, довольно скоро выяснилось, что далеко не все пугала исполняют свои шутовские обязанности с одинаковым рвением. Многие из них, едва осознав себя живыми, впадают в отвратительное состояние деятельного уныния. Хромоногими толпами бродят они за Смертью, докучая ей своим бесконечным нытьем: мол, вытряси нас из наших гребанных тел, освободи, не хотим! Позволь нам и дальше вызревать и гнить, не отвлекаясь на ту х**ю, которую вы затеяли собственной корысти ради!
Жизни тоже достается. «Сука ты облезлая!» — орут митингующие пугала, зашвыривая ее увесистыми комьями живородящего перегноя — «Кто тебя, паскуда, просил?!»
Мало кому понравится, когда ему портят удовольствие. В конечном счете Жизнь и Смерть решают, что во избежание нервотрепки диковинным плодам следует предоставить право выбора.
С тех пор, когда наступает время сбора урожая, Жизнь и Смерть приходят в Сад Душ и предлагают плодам свои дары. Жизнь сулит им надежды и разочарования, любовь и ненависть, вражду и дружбу. Обещает им желания и страсти, голод познания и жажду истины. Она честно предупреждает о том, в какую непреодолимую зависимость от ее наркотических подарков рискуют они впасть, и о том, что каждый из них имеет свой конечный срок годности, и о том, какая дикая ломка ожидает их в итоге, когда приходит время возвращаться в жирный черноземный смрад живородящего перегноя.
А смерть обещает несуетную размеренную вечность и блаженный покой столь же вечного безмятежного незнания. Выбирайте, господа!
И плоды выбирают. И сделав выбор, уже никогда не могут от него отказаться. Таковы правила игры. Все бы ничего, да только время от времени какой-нибудь плод совершает роковую ошибку, приняв дар, совершенно не соответствующий своему внутреннему предрасположению.
Если верить этой легенде, то душа Бенджамина Гиггза, более известного, как Лекарь Бенджи, с предложенным ей выбором облажалась самым преконкретнейшим образом.
Сам факт появления Бенджи на свет был окутан тайной. Никому неизвестно, какая паскудная мамаша девять месяцев таскала в себе бремя этого плода, в какой день и час разрешилась от бремени и по каким причинам решила оставить его промозглой осеньей ночью на пороге вшивой провинциальной больнички. Было около двух пополуночи, когда санитар ночной смены, тучный пожилой неудачник полинезийского происхождения, оказался разбужен долгим дребезжащим звонком. Звонок звенел непрерывно, на одной охрипшей заунывной ноте. Странное создавалось ощущение: как будто нет в его звуке никакой срочности. Словно тот, кто насиловал кнопку звонка, всего лишь хотел обратить внимание санитара на сам факт того, что звонок звенит. Мол, все нормально, никто не помирает, никого не надо вытаскивать с того света. Ты просто поимей в виду эту заполуночную какофонию и, когда найдешь время, разберись с ней. Ну, и санитар не стал особо спешить. Около пятнадцати минут он пытался снова заснуть, надеясь, что трезвон прекратится сам по себе. Когда же тщета надежд стала очевидной, он еще в течении пяти минут вставал со своей кушетки и столько же шел ко входной двери, до которой на самом деле было не больше двадцати шагов. Отворив дверь, он никого за ней не встретил. Снаружи был только мглистый жидкий воздух, прошитый невидимыми нитями мельчайшей мороси. Звонок продолжал звенеть. Санитар посмотрел на кнопку звонка и обнаружил, что она зажата обломком зубочистки. Он высвободил кнопку, негромко выругался и, радуясь вновь обретенной тишине, хотел было вернуться в помещение. Но какой-то безотчетный импульс внезапно заставил его остановиться и внимательно оглядеть больничный двор, скудно освещенный бледно-желтым дежурным фонарем. На скамейке под худосочным кленом лежал младенец. Совершенно голый мальчик, не более трех дней от роду. Младенец слабо шевелился, но не кричал. Полинезиец тотчас бросился к ребенку, так быстро, насколько позволяло ему оплывшее нездоровым жиром тело, схватил его на руки и прижался ухом к младенческой груди. Сердце малыша стучало едва слышно, редко, но пугающим образом ритмично. Санитар отстранил младенца от себя и заглянул ему в лицо. Глаза ребенка были открыты. Они не мигали. Санитару вдруг показалось, что он держит в руках доисторическое чудовище. В глазах младенца он увидел тысячелетнюю усталость, вселенскую скуку и терпеливый хищный голод.
«Боже правый!» — прошептал санитар — «Что ж с тобой такое, черт тебя дери?!»
Младенец тут же закрыл глаза, скривил рот и издал долгий хрип. Санитар враз спохватился и устремился с ребенком на руках в больничное здание. Он закутал младенца в какие-то простыни и немедленно вызвал дежурного врача, ночевавшего, вопреки должностной инструкции, дома, из-за малого числа пациентов и относительного благополучия в их состоянии. Прибывший врач констатировал, что ребенок, несмотря на явные признаки переохлаждения, в целом вне опасности.
«Ну, что же,» — сказал он, закончив осмотр — «Добро пожаловать обратно в жизнь, Джон До!»
Вскоре о найденыше написали в местной прессе. Полиция затеяла расследование, которое ни к чему не привело. Скорее всего, тот, кто подкинул ребенка, был не из этих краев. Казалось бы, происшествие заурядное, таких случаев в любой, даже не очень крупной стране ежедневно происходят сотни, если не тысячи. Но отчего-то именно эта история получила широкую огласку. Судьбой малыша заинтересовалось одна весьма состоятельная семья, известная не только своими внушительными капиталами, но и деятельной склонностью к благотворительности и меценатству. О лучших родителях для подкидыша и мечтать было не возможно. Видимо, сестрица Жизнь по непонятным причинам благоволила ублюдку и решила с рождения осыпать его всеми своими щедротами, которые, как оказалось впоследствии, тому и даром не были нужны.
