"Джентльмены предпочитают блондинок? Ну, где-то так и есть. Вопрос только, для чего предпочитают?"
Однако, как выяснилось, чудеса еще случаются. И на Лизу "запали" сразу два исключительных - каждый в своем роде, - мужчины. Умные, серьезные, волевые, и - чего уж там! - привлекательные. Джейкоб, пожалуй, несколько красивее, если иметь в виду одну только внешность, но Рощин компенсировал отсутствие "приятной наружности" своей очевидной для любой женщины брутальной мужественностью. Такой мужчина способен завести женщину с полуслова, с полувзгляда. И Лиза пару раз тоже "вспыхивала" не по-детски, а ведь они и виделись-то, считай, два с половиной раза. Во время десанта ей вообще было не до любви, но зато в госпитале она вполне оценила силу влечения, возникшую у нее к Рощину пусть даже всего лишь на пару мгновений. Однако полковнику не повезло. Первым Лиза встретила Джейкоба, и метаться, как штатская дура, между двумя любовниками отнюдь не собиралась.
"Моногамия рулит!"
- А что с Рощиным? - спросил один из присутствующих. - Ранен?
- Хуже, - осклабился Григорий. - Влюблен!
- Не преувеличивай! - небрежно отмахнулась Лиза. - Мы с Вадимом друзья, никак не больше! И повод у нас, согласись, достойный: фронтовое братство.
- Нет-нет! - остановила она одного из офицеров, протягивавшего ей наполненный до краев стограммовый стаканчик. - Спасибо, но это много!
- И без обид, господа! - обвела она взглядом собравшихся за столом офицеров. - Не знаю ваших планов, но мне сегодня еще командование кораблем принимать. Не хотелось бы в первый же день появиться перед подчиненными подшофе.
Гвардейцы вняли и более не настаивали. Так что Лиза просто поела - перемолов в своей обычной манере пару кусков отварного языка с хреном, кулебяку с капустой и пару пирожков с яблоками, - выпила два стакана чаю, и накатила за встречу и под первый тост граммов восемьдесят водки. Доза для нее смешная. Да еще и на сытый желудок. Поэтому, когда выходила из чайной слегка за полночь, была трезвая, как стеклышко, чего не скажешь о братце Грине, взявшемся проводить ее "до порога", то есть до КПП "Архангельска".
Если честно, Лиза думала о какой-нибудь легковой машине, но Григорий отвез ее на "Архангельск" на своем колесно-гусеничном "Тургеневе 6". Командирская машина десанта - механизм простой, но надежный. Удобств минимум, зато прет по бездорожью, как по столбовой дороге, да и скорость показывает неплохую. Броня у него, правда, легкая, противопульная. Но Т-6 и не предназначен "для штурма глубокоэшелонированной обороны противника, насыщенной противобронеходными средствами усиления". Это машина десанта с задачей высадиться, где приказано, и ехать, куда скажут. Отсюда ограничения по весу и повышенные требования к проходимости и надежности. Так что Гриня доставил Лизу с ветерком и без затруднений, хотя авиаматка и квартировала, что называется, "в чистом поле". Огромная, как Смольный собор в Ниене, она висела над берегом Волги, выбросив все четыре якоря на стальных цепях, и опустив на землю складные конструкции лифтовых платформ.
"Ну, здравствуй, красотка! - У Лизы при виде этого исполинского корабля даже дыхание пресеклось... - И это все мое?"
Вспомнилась давняя история, случившаяся с Лизой во время летной практики на авиаматке "Кронштадт". К ней тогда начал клеится - по-другому и не скажешь, - нагловатый, но по-своему обаятельный командир звена. Приманчивый, широкоплечий, но ростом - увы - не вышел. Головой, дай Бог, Лизе до подмышки доставал. И это без каблуков.
- Ну и зачем все это? - простодушно спросила Лиза на их первом и последнем "свидании под луной" - на второй галерейной палубе.
- Как зачем? - улыбнулся коварный соблазнитель. - Это, детка, называется любовь.
- За "детку" могу и нос сломать, - честно предупредила лейтенанта Чиркова мичман Браге и тут же перешла к делу.
- Ну, и какая же у нас будет любовь? - спросила она.
- Бурная! - ответил пилот и сходу попытался Лизу нагнуть.
Не в том смысле, в котором употребляют это слово мужчины в разговорах между собой, а в изначальном, прямом. Чирков просто не мог поцеловать Лизу в губы. Для этого или она должна была опустить голову, или он ее к себе притянуть. Он попробовал, но Лиза не поддалась. И не потому, что он был маленький, - в конце концов, невинности ее лишил тоже не великан, - а потому что наглый. Позже она пересмотрела некоторые из своих взглядов на мужчин, но в то время Лиза страдала юношеским - или правильнее сказать, девичьим, - максимализмом и изображала из себя, черт знает, кого.
- Ну, и как же ты будешь меня бурно любить? - Лиза иронии не скрывала, но Чирков по жизни был настоящим альфа самцом, самодостаточным и полноценным до невозможности.
- Я, Лиза, - ответил он на ее вопрос, - буду ползать по тебе, как дите по мамке, и умиляться - все мое!
"Все мое! - усмехнулась Лиза, глядя на громаду корабля-матки. - Все мое!"
Вопрос, однако, откуда вдруг взялось это воспоминание? Ведь Чирков клеился к Елизавете Браге, а не к Елизавете Берг. И в дневники этот эпизод, что характерно, не попал.
Между тем, доехали до временного КПП, и машина остановилась. Лиза наскоро попрощалась с Григорием, предъявила дежурному офицеру бумаги и, передав вещи нижнему чину, зашагала к лифту.
- Командир на борту!
Ну, это было ожидаемо, и правильно. Командир на то и командир, что для подчиненных он царь, бог и воинский начальник, даже если, по случаю, родился женщиной.
- Командир на борту!
***
Первая неделя войны осталась за Себерией, но решительного разгрома противника достичь тогда не удалось ни на Западном, ни на Восточном направлениях. И это было плохо, поскольку вскоре вражеское командование подтянуло резервы и короткими, наспех организованными контрударами стабилизировало фронт. Особенно хорошо это получилось у поляков, но и киевляне не лаптем щи хлебали. Восточный фронт, который в первые дни войны пер вперед наподобие разогнавшегося под уклон парового катка, сначала замедлил ход - после сходящихся контрударов киевлян от Кинешмы на Кострому и от Ростова на Ярославль, - а затем, и вовсе встал, напоровшись на глубокоэшелонированную оборону на линии Дубна - Переславль-Залесский - Шуя - Лух - Пучеж. Ну, встали и встали, на то и война, что дела могут обернуться и так, и эдак. Однако бессмысленное "бодание" двух армий начинало не на шутку тревожить высокие себерские штабы. На горизонте замаячила перспектива позиционной войны, что было прямо противопоказано республике Себерия. Ей могло элементарно не хватить "глубины дыхания". Республика к войне на истощение не готовилась, что было, разумеется, стратегической ошибкой, но из песни слов не выкинешь. И чем дольше длилось это чертово топтание на месте, тем тревожнее становилось на душе у тех, кто, как и Лиза, понимал, о чем, на самом деле, идет речь. Затянувшаяся компания могла закончиться разгромом похуже того, что случился в 1903 году, когда Себерия как раз и потеряла значительную часть тех территорий, которые освобождала теперь в ходе так невовремя застопорившегося наступления.
