– Что за стрельба? – из люка БТРа показалась перемотанная какой-то тряпкой голова подполковника ФСБ. Не смотря на свое пришибленное состояние, Леший сразу оценил обстановку и, не дожидаясь ответа, прогудел: – Территорию надо зачищать. Мне что ли вас учить!
– Ты там варежку не разевай, – я счел своим долгом предупредить приятеля. – Эта штука с крыши БТРа сиганула, а туда, как видно, со штабеля перебралась. Так что…
– Да понял я, – Андрюха уселся в люке и, держа автомат наготове, оглядел верхнюю часть покосившегося от удара пакета пиломатериалов.
– Ну как? – Нестеров дал чекисту всего несколько секунд.
– Здесь чисто, а дальше стеллажи идут. Не поймешь… Темно там.
– Надо осмотреть. А то потом можно и геморрой на свою голову получить, – Анатолий поглядел на меня, как бы ожидая поддержки.
– На жопу.
– Что на жопу? – не понял милиционер.
– Геморрой можно на жопу получить, а не на голову.
– Шутим значит? – майор поудобней перехватил автомат, всем своим видом показывая, что только он один тут и занимается делом, а все остальные страдают от эпидемии инфекционного дебилизма. – Мы, между прочим, без колес остались, бойца потеряли, полно раненых и контуженых. И это все где? На Проклятых землях! А он еще шутит!
– Вот я и говорю, только шутить и остается.
Видать на роже моей нарисовалось полное понимание ситуации, и Анатолий слегка остыл. Чтобы хоть что-то сказать, замять идиотскую вспышку гнева, Нестеров сменил тему:
– Как тварь эта называется? – майор пхнул носком сапога только что убитое страшилище в собачьей шкуре.
– Почем мне знать, – признался я честно. – Цирк-зоопарк, первый раз такое вижу!
– Орлова, ты в точно такого же стреляла? – милиционер покосился сперва на Лизу, а затем в темноту ангара, где виднелся разваленный штабель из банок с краской.
– Не знаю, Анатолий Иванович, – моя подруга пожала плечами. – Говорю же только глаз видела. Он в темноте светился.
– Значит такой же, – милиционер указал стволом на уткнувшийся в бетон пола здоровенный глаз на тонкой, словно телескопической ножке. – Выходит этих тварей тут в округе хватает.
– Вот что, други мои… – в разговор вступил я. – Вы о зачистке пока забудьте. – Переведя взгляд на, в конце концов, подковылявшего Лешего, я повысил голос: – Слыхал, контуженный? Война отменяется! Хватит здесь шум поднимать и всю округу на уши ставить.
– А если попрут? – Андрюха потряс головой, растормаживая мозги.
– Вот когда попрут, тогда и будем разбираться. А сейчас по-тихому организуйте круговую оборону. Я же пойду гляну что с машиной.
– Хана машине, – Леший поглядел на изувеченный БТР. – Я заметил, башню перекосило, а значит заклинило. Движок скорее всего сорвало. А о ходовой и вспоминать страшно.
– Вот и не вспоминай, – я зашипел, как вода на разогретой сковородке. – Твое дело наши задницы прикрывать, а железо мне оставь.
– Плиз-з, сэр, оно в полном вашем распоряжении, – Андрюха сделал нескладный шаг в сторону, открывая мне путь к разбитой «восьмидесятке».
– Да уж, в моем! В чьем же еще?
Именно с этим вздохом я взялся за осмотр железного пациента. А впрочем нет, никакого не пациента, а раненого компаньона, товарища, друга. Вместе мы уже столько прошли, пережили, выдержали, что всего и не припомнить. Конечно чаще всего «302-ой» закрывал меня своим бронированным телом. Однако время от времени и мне приходилось залечивать его раны. Вот как теперь. Теперь… я поглядел на машину, погладил ее по грязному обдертому борту и подумал, что теперь все гораздо хуже и сложней. Теперь о лечении разговор не идет. Теперь следует совершить обряд воскрешения из мертвых.
Первое что бросилось в глаза была башня. Этот глазастый Леший оказался прав. Действительно, есть перекос. Это было хреново, даже супер хреново. Заклиненная башня это крест на пулеметах, крест на возможности защищаться. Подумав о защите, я сразу вспомнил об энергетическом щите. Цирк-зоопарк, а ведь верно подметил… именно так… вспомнил. О защитной установке теперь действительно можно было только вспомнить. Большая часть блоков бесследно исчезла, а оставшиеся были смяты и раздавлены, часть их словно дохлые крысы безвольно повисли на длинных хвостах, выдернутых из держателей кабелей.
– Такс-с… – сказал я, обращаясь то ли к БТРу, то ли к самому себе. – Воевать тебе, братишка, будет сложновато. Давай теперь посмотрим, сможешь ли ты вообще сделать хоть шаг.
Я так и сказал «шаг», и меня услышали. Правда совсем не БТР, а Главный, который в этот самый момент показался из люка. Сперва ханх наморщил лоб, пытаясь понять о ком это я, но затем его, видать, осенило:
– У Фомина не нога, а рука сломана. Правая. Мы тут уже и шину наложили.
– Мне бы тоже не мешало какую-никакую повязочку, – я поглядел на свои разбитые пальцы.
– Сделаем.
Ханх уже хотел вновь скрыться в люке, но я его остановил.
– Вы там с Ипатичем дверь разблокируйте. А то мы тут все сплошь калеч убогая, заколебаемся через люки лазать.
Главный бросил быстрый взгляд на жалкие останки уникального детища НПО «Молния» и, ничего не сказав, но с глубоким прискорбием на лице кивнул.
Пока мои помощники копались внутри, я помогал им снаружи. Для того чтобы правая боковая бронедверь открылась, следовало демонтировать пару разбитых, но все еще крепко держащихся блоков. Делать это правильно с помощью отвертки и гаечных ключей, времени естественно не было, и я просто отстрелил крепления двумя одиночными выстрелами, а затем при помощи подбежавшего на шум Нестерова отодрал мертвую аппаратуру от брони. Створки двери распахнулись почти сразу же. Верхняя откинулась влево, а нижняя опустилась, превращаясь в выдвинутую за линию колес подножку. В бледном свете, сочащимся сквозь пролом в стене, я заметил, что на ней поблескивают красные пятна. Кровь, конечно же это была кровь.
Я только подумал о погибшем мотострелке, как в дверном проеме показался Серебрянцев. Он как-то уж очень робко, словно стыдясь своего поступка, попросил:
– Товарищ полковник, помогите пожалуйста. Надо бы тело вынести. А то уж больно крови много.
– Давайте, мы примем.
Я хотел встать на подножку, но Нестеров меня отпихнул.
– Я сделаю. Куда тебе с одной-то рукой.
Тут конечно Анатолий перегнул. Рука, слава богу, у меня была цела, только пальцы… Но спорить я все же не стал.
Стоя рядом, я наблюдал как выносят Петровича. Только сейчас на свету стало понятно, откуда взялось столько крови. Охранник Фомина не просто свернул себе шею, он еще и умудрился обзавестись солидной дырой в затылке.
– Это он в башне чем-то приложился, – когда мотострелка положили на пол, Пашка высказал свое мнение.
