– Здравия желаю, товарищ старший сержант!
– Вольно, – бросил я. – Шапку верни бойцу. За стариковщину с тебя лично спрашивать буду, понял?
Подвинув его плечом, я сел за руль.
Яунутис выкатил глаза, отклячил нижнюю губу, но я буркнул «вольно» и ему.
Зашипела рация над приборной доской.
– Шестой, прием!.. пшшш…нашли?.. пшшш…
Я щелкнул кнопкой и сказал в динамик встревоженным голосом:
– Я Шестой, объект обнаружили! Оказывает вооруженное сопротивление, разрешите торпедировать?! Прием!
– Шестой…пшшш…удак, Сашка, ты, что ли?…мать…бались искать тебя… пшшш…
– Я-я! – сказал я, нажав на кнопку. – Нашелся, едем на базу. Отбой!
Я отжал клавишу и выглянул в окно.
– В машину, – приказал я тюленю и Ковальчуку, продолжающему стоять навытяжку.
Оба проворно забрались в салон. Я дал газу, стал крутить баранку, разворачиваясь поперек четырех полос пустой Двенадцатой авеню.
Вокруг было все то же самое, что вчера, и позавчера, и всегда.
Почти пустые улицы, заваленные мусором. Кучкующиеся на перекрестках и у подъездов зданий группки каких-то сомнительных типов, греющихся у горящих бочек. Мрачные лица, потертая одежда, листовки красным по белому на стенах и транспаранты белым по красному на проводах.
«Дедушки» притихли и шумно дышали, а тюлень, кажется, и не дышал вовсе, поэтому ехали мы в тишине. Да и не о чем мне было с ними говорить.
Наконец, показались баррикады первого блокпоста «Красной линии», ряды колючей проволоки и противотанковые ежи. Возле них прохаживались с автоматами через плечо фигурки в шинелях и приятных для глаза красных погонах. Перед шлагбаумом вытянулась вереница грузовиков. Ревел двигателем, целя в небо длинным стволом, Т-80, из люка которого высовывался по пояс злой танкист в шлемофоне и кричал что-то проверяющим, пытаясь перекрыть шум двигателя.
Я сунул под нос автоматчику у шлагбаума свои документы, и мы въехали за «Красную линию».
– Бэк ин Ю Эс Эс Ар, – внятно сказал с заднего сиденья Ковальчук.
В сущности, он был прав.
Хват сидел за обширным столом красного дерева и курил кубинскую сигару, пуская в потолок аккуратные дымные кольца. Галстук его был распущен, китель с пестрой орденской планкой – расстегнут. Стену позади его кресла покрывали густые медвежьи шкуры, подарок разведчиков, и тяжелый красный кумач флага. Бонапарт диким взглядом смотрел на посетителей с портрета в строгой раме.
– Здравия желаю, товарищ полковник!
– Отдохнул? – хмуро спросил Хват.
– Так точно, товарищ полковник, – ответил я без энтузиазма.
– Дело у меня к тебе. Садись.
Я сел напротив, в глубокое мягкое кресло.
Кабинет у полковника был обставлен не хуже министерского. Бесхозной мебели в квартале было навалом. Не пропадать же добру, трезво рассудил наш каптер Сердюк.
Ароматный дым полковничьей сигары приятно щекотал мне ноздри.
Хват полистал какие-то бумаги, наморщил крутой лоб в раздумьях.
– Хорошая у тебя фамилия, Зверев, – проворчал он. – Крепкая, суровая. Как у настоящего мужика, а?
– Так точно, товарищ полковник.
К чему это он клонит, подумал я.
Он вдруг поднял на меня прозрачные глаза и спросил:
– Зверев, ты ведь комсомолец?
– Так точно! – выпалил я, делая серьезное лицо.
Хват снова затянулся сигарой, прорычал что-то себе под нос.
– Я вот понять хочу, – ворчал он. – Зачем ты на сверхсрок пошел, а? Вроде парень с головой, в институте даже поучился. И семья хорошая. Чего не уехал домой…
Я молчал, ожидая продолжения. Переходил бы к делу уже, чего рассусоливает?
– Зачем тебе это, а? – спросил он.
– Просто мне нравится Америка, товарищ полковник, – сказал я и бесстыже улыбнулся.
Он хмуро поглядел на меня, крякнул.
– Шутник. – Он пожевал сигару, пролистал несколько страниц. – Ладно…
В дверь постучали.
– Да! – гаркнул Хват.
– Здравия желаю.
– Заходи, Пал Петрович.
Вошел своей мягкой кошачьей походкой замполит Дерюгин. Подошел к Хвату, поздоровался с ним за руку, привычно покосился на Бонапарта на стене, поджал губу. Конечно, у самого в кабинете генсек висит, как полагается.
Дерюгин прожег меня взглядом, ноздри на тонком носу задвигались. Он, конечно же, учуял, но сейчас ему было не до нотаций о недостойном поведении. Он сел с краю стола.
Помолчали.
Полковник перевел взгляд на замполита.
– До меня дошли слухи, – начал Дерюгин, – что некоторые бойцы нашей части в увольнительных в город посещают вертепы морального разложения, показывают образцы скотского поведения и, как последние сволочи, подрывают моральный облик советского солдата.
– Пал Петрович! – сказал я, глядя ему в глаза. – Ведь мы обсуждали уже это, давайте сразу к делу.
Дерюгин аж посинел. Хват довольно крякнул.
– Наглец ты, Зверев, – сказал он с отеческой гордостью. – Не видел бы тебя в рейдах, вот лично этими самыми руками…
Он потряс над столом кулачищами. При взгляде на них было ясно – да, вот этими самыми руками – вполне мог бы. Но он видел меня в рейдах.
– Короче, давай, Пал Петрович, излагай, – сказал Хват. – Это наш парень, с ним можно без церемоний.
Замполит обменялся с Хватом взглядами. Затем вытащил из планшета карту и развернул передо мной. Задушевно посмотрел мне в глаза.
– Ты у нас специалист по городской топографии, – он показал карандашом. – Этот район хорошо знаешь?
Я глянул.
– У-у-у, там у них самая клоака, – сказал я. – Северо-Запад, Викториа-Даунтаун. Я туда без роты автоматчиков по своей воле соваться бы не стал, к девочкам в увал бегать. Видали мы тамошних девочек, как же… А что?
– Эх, – покривился Дерюгин. – Сам бы лучше… Чем тебя, дурака молодого…
– Да брось ты, Пал Петрович, – вмешался Хват. – Сам знаешь, нельзя нам самим. Ты расскажи лучше бойцу подробнее.
– То, что я тебе сейчас скажу, – продолжал Дерюгин, – государственная тайна, понял?
Я кивнул.
– Из госпиталя, расположенного в пределах «Красной линии», сбежал боец. Нервный срыв или черт его знает что. Вернулся из рейда, слег. А намедни рванул куда глаза глядят. На границе вот этого сектора, – острие карандаша сделало круг над Викториа-Даунтаун, – его задержал патруль. Он оказал сопротивление и скрылся. У нас двое раненых и сутки, чтобы разрулить все самим, пока не подключилась контрразведка.
– Хотите, чтобы я нашел его? – спросил я.
– Справишься? – спросил Дерюгин. – Туда и обратно, без геройства. Знаем же, что у тебя связи в городе есть, крутишься там, все притоны облазил… Если не найдешь – сразу обратно с докладом.
– А если найдешь – орден тебе, – вставил Хват.
«Посмертно» – чуть не вырвалось у меня. Но я вовремя прикусил язык.
