«Посмертно» – чуть не вырвалось у меня. Но я вовремя прикусил язык.
– И поосторожнее, операция очень деликатная, – сказал Дерюгин ласково. – Ты ведь знаешь, Зверев, как нас называют? Знаешь, кто мы?
– Так точно! – радостно отозвался я. – Рейнджеры Язова!
Дерюгин аж позеленел.
– Да он же пьяный, – прошипел он, обращаясь к Хвату. – Да как ему поручать?! Я его щаз к приятелю отправлю в два счета, под арест, а потом…
– Брось ты, – махнул рукой Хват. Потер переносицу, посмотрел на меня: – Мы, Зверев, никакие не рейнджеры. Не повторяй глупостей. Эти твои рейнджеры обосрались в восемьдесят девятом по полной программе, когда Ульи на Америку шмякнулись. И тебе ли этого не знать, парень, стыдно! А мы – Силы Урегулирования стран – участниц Варшавского Договора. И наша задача здесь – сохранять порядок. Потому что противостоят нам теперь не империалистические агрессоры, а гребаные пришельцы, мать их за ногу… Так что, орел, справишься?!
Пользуясь тем, что эти двое смотрят на меня, как на полковое знамя, я решил задать лишний вопрос.
– А почему такая секретность, товарищ полковник? – спросил я и тут же пожалел.
Лица у обоих побагровели.
– Есть подозрения, – очень мягко и тихо сказал Дерюгин, – что дезертир является «Вэ-носителем»…
Я машинально впился ногтями в ладонь.
– Если нужно, – сказал Хват громко, – возьми с собой двух-трех людей, кого понадежней, из своих. Для страховки.
Я кивнул.
– Шмакова, – сказал я.
Замполит прищурился.
– Шмаков под арестом, – сказал он и повернулся к Хвату, ища поддержки.
Полковник заиграл бровями.
– Шмаков твой – индюк безмозглый. – Хват покатал сигару между пальцев. – А, к черту! Забирай.
Замполит поджал губы, но промолчал.
– Второго найду к вечеру, – пообещал я. – Разрешите идти?
– Иди, – махнул рукой Хват, глянул на часы. – В восемнадцать ноль-ноль приступай. Только выспись сперва, а то вискарем от тебя на километр разит.
– Так точно, товарищ полковник!
Я встал, откозырял и бодрым шагом направился вон.
Первым делом я пошел в подвал, где была устроена импровизированная гауптвахта. В ней томился под охраной часового-киргиза один-единственный узник, Шмаков.
– Ну, как наш пациент? – спросил я у караульного, угощая его «Мальборо».
– Поет, – пожал плечами тот.
Я прислушался. Из-за двери, запертой на амбарный замок, доносилось какое-то протяжное гудение, вызвавшее у меня ассоциации с паровозным депо.
– Товарищ старший сержант, – на скуластом лице караульного пролегла тень сомнения, – уверены, что стоит его выпускать?
– Приказ полковника, – сурово сказал я. – А приказы, боец, не обсуждаются.
Караульный вздохнул и склонился над замком, звеня ключами.
Я вошел в подвал.
– РА-А-АСЦВЕТАЛИ ЯБЛОНИ И ГРУШИ… – с яростью, с надрывом тянул Шмаков басом.
Он лежал на матрасе, подложив кулачищи под голову. На нос его была натянута шапка, а ноги в сапогах упирались в грязную стену.
Услышав лязг двери, Шмаков прекратил петь.
– Кого принесло?! – прохрипел он, сдвигая шапку и щурясь.
Я хмыкнул.
– АТЕЦ! – страшно тараща глаза и вскакивая, заорал Шмаков. – Атец мой пришел навестить непутевого сына в темнице!!!
Мы обнялись, Шмаков принялся энергично лупить меня по спине.
– Ну, как ты? – спросил я, угощая его сигаретой.
– Дерьмово, – буркнул он нормальным голосом. – Кормят помоями, кондиционера нет, женщин нет, телевизора нет. Я пообещал в политбюро написать, так этот калмык ноль внимания. Наверное, русского языка не понимает.
– Ну-ну, – я ободряюще похлопал его по плечу. – Я пришел дать тебе свободу, сын мой.
– Врешь! – Он прикурил от моей зажигалки и жадно затянулся. – Неужели мне вышла амнистия? По какому случаю? Никак коммунизм наступил?!
– Раскатал губу! Все гораздо прозаичнее. Хочу взять тебя с собой в одну поездочку. Для страховки.
– Так-так, – Шмаков оживился. – Надо понимать, что, если Хват разрешил меня выпустить, поездочка будет по-настоящему поганой?
– Не без этого.
– Что ж, я в вашем распоряжении, монсеньор.
– Вот и ладушки. Пошли, накормлю тебя, непутевое чадо.
– Повинуюсь вашей воле, батюшка.
Перед самым выходом на задание ко мне привязался Плошкин. Заберите меня к себе, товарищ старший сержант, не могу я больше, совсем жизни никакой нет. Вид у него был действительно жалкий.
За беседой с ним меня и застал Дерюгин. Он уже отошел после разговора с Хватом и с ходу попытался накатить на меня. Чтобы отвязаться, я представил ему второго члена своей группы – Плошкина. Замполит так опешил при взгляде на тюленя, что забыл про все. А тюлень обрадовался. Его я решил сбросить с воза на КПП – не брать же его всерьез на дело? Разрулим и вдвоем со Шмаковым.
Замполит висел у меня на хвосте, изводя инструкциями и наставлениями. Наконец собрались, получили бумаги, плотный конверт «на расходы» и оружие.
«Помни, Зверев, – шипел Дерюгин, – мы – Силы Урегулирования! А не какие-нибудь долбаные ковбои! Оружие вам не для того, чтобы пускать в ход, а для поддержания, так сказать, авторитета» – и тому подобное.
Каптер Сердюк выдал нам гражданское. Кряхтел, сопел, дул в усы, но в конце концов оторвал от сердца – против замполита выкаблучиваться не стал. Оделись мы по последней американской моде, называется «обратно в депрессию». Американцы затейливые ребята, они даже Кризис Ульев смогли превратить в шоу. Устраивали прямые телетрансляции и прочее. Весь мир мог насладиться картиной разгрома американской армии в прямом эфире. Теперь вот, когда заваруха поутихла и на смену ей пришли Силы Урегулирования и экономический кризис, у них новая забава – играть в тридцатые. Шляпы, длинные макинтоши, снова в моде блондинки и блюз. Присутствие Сил Урегулирования обеспечило и еще один элемент, необходимый для исторической аутентичности, – «сухой закон». Ну а в гангстерах тут никогда недостатка не было.
Шмаков со своей бандитской будкой в гангстерском наряде смотрелся идеально. Я еще в школе слыл за пижона. А вот тюлень Плошкин напоминал бедного родственничка из провинции, которого старшие братья повели показывать город. Впрочем, примерно так оно и было.
Нашлась нам и машина – надраенный до блеска «Кадиллак». Ключи мне передал, играя бровью, Дерюгин. В глазах у него читалось «постарайся не поцарапать». Ага, конечно.
Плошкина сплавить не удалось, замполит проникся мыслью, что тюлень будет присматривать за нами и не даст наломать дров. Я решил, что в ходе операции он будет сторожить машину.
– Готовы? – спросил я.
Шмаков оскалился, Плошкин преданно захлопал глазами.
– Как у тебя с английским? – спросил я у него.
