— Давай застегну.
— …Лесник, — Леха вытянул руку, — если св лишься, оставлю тебе ствол и поведу группу к лагер;
Никита вскинул голову, Химик напрягся. Я на ошупь тыкал ремешок в петлю из пластика и никак не мог попасть.
— Я не брошу деда! — запротестовал Никита.
я…
— Пойдешь, — перебил скрипучим голосом Лесник. — Пойдешь, куда он прикажет.
Ремешок наконец-то проскочил в петлю, я резко з тянул крепление. Леха сморщился, но промолчал. До стал «файв-севен» из потайной кобуры, проверил магазин и протянул Леснику.
Тот молча взял пистолет, сунул в широкий карма плаща и спросил:
— Ну так чего ждем?
— За мной. Лабус замьжающий.
Тут идти-то… но Лесник не выдержит темп — каждый это понимал. Я видел, как ссутулился и поник Пригоршня. Нутром я чуял: не прав Леха, нельзя так взять и бросить деда. Потянул носом — морозный воздух начал густеть. Лесник вряд ли ошибается, будет выброс, нужно спешить. Сейчас не до поисков пацана. Если у него способности, как у мутанта какого, то он раньше нас определит смертельную опасность и постарается укрыться на Янтаре. И Леха погнал группу. Понятно, что Пригоршня с Химиком готовы волочить брата-сталкера, но Курортнику боевого опыта не занимать, он не станет рисковать жизнью нескольких людей из-за одного, как бы к сталкерам ни относился. Командир сделал выбор, а Лесник поддержал.
Лесник сбился с шага, захрипел. Пригоршня подскочил к нему, ухватил за локоть, но бродяга зло отмахнулся, буркнул: «Я сам, шагай». Пригоршня оглянулся, ища поддержки, я промолчал. Лесник сильней сгорбился, но темпа не снизил, только хрипы стали громче, дыхание тяжелей.
Курортник впереди выкрикнул:
— Не останавливаемся!
Я заметил, как Пригоршня замедлил шаг, повернул голову вправо. Опа! Рюкзак Лесника, вещи разбросаны, упаковка патронов… В двух шагах — заросли с ржавыми волосами. Странно. Патроны Кирилл бросил, а ружье? И не переговоришь на ходу с командиром, а надо бы. Что пацан в вещах искал? Еду? Да вроде бы перекусывали недавно. У Лесника с собой не было контейнера для артефактов. Я вытянул шею, глянул в спину Химику — у того под рюкзаком обрезиненный бокс привязан. Хм, контейнер с артефактами на месте, тогда что же Кирилл взял? Или не взял…
Я быстро оглянулся. Разбросанных вещей отсюда уже не видно, постарался припомнить картинку: портянки на земле, примус, кружки, коробок спичек с яркой рекламной наклейкой, пачка патронов, пакет целлофановый, пластиковая зеленая коробка сухпайка, тряпки белые — наверно, смена белья — и рукавицы. Всё. Что Кирилл искал?
Еще раз оглянулся, потом посмотрел на Пригоршню. Тоже все оборачивается на ходу, рюкзак с тяжелым ГСК тащит так, будто пенопласт внутри — силен парень.
Тихо в лесу. Только сиплое дыхание и хрип Лесника слышатся. Пригоршня опять замедлил шаг: Лесник чуть не упал, схватился здоровой рукой за сучок на сосне. Прислонился к дереву, прижался щекой к коре и надрывно прокашлялся.
— Курортник! — Пригоршня замер возле охотника. Все остановились.
— Вперед, Никита.
Лесник с закрытыми глазами несколько раз махнул рукой, мол, идите. Химик нахмурился, мы встретились взглядами.
Пригоршня сплюнул, зло бросил:
— Хрен вам! — Поймал руку Лесника и потащил его за собой.
Раненый едва успевал переставлять ноги.
— Лабус, помоги! Химик, в хвост! — скомандовал Курортник.
Я догнал парочку, ухватил Лесника за пояс — теперь не упадет. Пулемет пришлось сдвинуть за спину, а то тыкал стволом в бок охотнику. Быстро оружие применить не удастся в случае чего, но до лагеря недалеко, главное — темп держать.
Так и шли. Курортник взял направление строго на север, к равнине нам незачем. Отмель приказал сразу топать к роще, где четырнадцатая лаборатория развернута.
А воздух тяжелел, дышать становилось трудней. Химик за спиной несколько раз прокашлялся, я же пыхтел, как паровоз.
Когда Лесник окончательно выбился из сил, мы вновь остановились. Охотник не упал лишь потому, что я крепко держал его за широкий кожаный пояс. Никита быстро скинул рюкзак с ГСК, присел, забрасывая руку раненого себе на плечо. Лесник застонал, я подсадил его парню на спину, тот сделал несколько неуверенных шагов, а я забежал вперед. Никита, поджав губы, тихо мычал в такт шагам. Ох и тяжело же ему — Лесник мужик крупный, грузный. Я почему-то вспомнил, как однажды в молодости во время срочной службы пришлось так же тащить на себе товарища через лес. Нас тогда пятеро было, один ноги сбил до мяса на переходе. И мы по очереди, на закорках, как сейчас Пригоршня, несли пятнадцать километров до лагеря этого олуха, который портянки не умел мотать. Умаялись, но к вечеру дошли. Я тогда понял, за что женщинам-санинструкторам во время войны с фашистами давали Золотую Звезду Героя. Вытащить несколько десятков бойцов с поля боя — адова работа!
Я переглянулся с Химиком, который приладил рюкзак Пригоршни на груди и стал похож на вьетнамского крестьянина — они, вьетнамцы, так же таскают в корзинах за спиной и на груди кучу барахла. Круглую плетеную шляпу ему на голову нацепить — и на рисовое поле… Сталкер морщился — тяжеловат груз.
— Пригоршня, давай Лесника мне!
Никита только громче замычал и плотней сжал губы.
— Давай! — повторил я, скинув рюкзак на землю. Парень остановился. Пока пересаживали раненого,
я увидел, что Леха возится с детектором. Только поля аномалий нам не хватает сейчас.
Пошли дальше. Никита, подобрав мой рюкзак, держался рядом, пытался подстроиться под шаг, как-то подсобить рукой, но я отогнал его. Только мешает.
Минут через пять плечи занемели, пот стал заливать глаза, я выдохся, пальцы сами разжимались, я еле удерживал Лесника, чтобы не сполз со спины. Когда сил совсем не осталось, прохрипел:
— Меняй.
Никита подставил спину, кое-как пересадили охотника. Я подобрал свой рюкзак, обогнал их.
Так и плелись, часто меняясь. Я потерял счет времени, но казалось, что до лагеря еще очень далеко, топать и топать. В уши будто ваты набили, еще одна смена — и я не выдержу…
— Да стой ты, Лабус!
Видимо, я не сразу услышал голос Химика.
— Стой! — повторил он, загораживая дорогу.
Пальцы разжались, я опустился на колени — Никита успел подхватить Лесника, Химик помог ему, а я упал на живот. Пулемет выступом ствольной коробки больно вдавился в ребра, я перекатился на спину, раскинул руки.
Небо розовеет — солнце заходит. Я закрыл глаза. Холод, идущий от земли, вытягивал тепло, по мне это нравилось. Освежало. Я стянул перчатки и ладонями коснулся травы, растопырив пальцы. Вот гак и лежать долго-долго, а потом в баньку да с веничком… Сердце билось часто-часто. Я открыл глаза. Рядом присел Химик и протянул флягу:
