Обернувшись, Кинт увидел рядом с собой очень неприятно типа, если бы не дорогой камзол и белоснежная блуза, Кинт подумал бы, что какой–то рыночный воришка пробрался в зал.
— Слушаю.
— У меня для вас сообщение от господина Артолэка. Давайте выйдем на лестницу, не будем мешать почтенной публике.
— Давайте побыстрей пожалуйста, — сказал Кинт когда они вышли в коридор, — я ведь здесь по делам службы.
— Это не займет много времени… мне приказано передать эту записку и дождаться ответа, — неприятный тип протянул бумагу.
«Я надеюсь, вы понимаете всю пикантность ситуации, за дочь еще раз спасибо и человек, который передаст вам записку, после вашего ответа передаст вам еще кое–что. Мы договорились позавтракать, но я не могу себе и Маани позволить публично находиться в вашем обществе и надеюсь, вы все правильно поймете. Примите мою благодарность, и прошу вас, избавьте мою дочь от своего общества, это может ей навредить. Передайте посыльному свой ответ.
Артолэк»
— Передай господину Артолэку, что я все понимаю, и завтрак отменяется.
— Очень, очень благоразумное решение, — неприятный тип заулыбался, — пройдемте на улицу, мне надо кое–что вам отдать.
— Забери это себе…
Кинт повернулся и прошел обратно в зал, пытался найти Маани, но обнаружил только пустой стул. Кинта затрясло от злости и обиды…
Закончилась выставка, закончился праздничный ужин. Звено Кинта во главе со своим командиром ожидало распоряжений судьи у парадного входа. Отъезжали фургоны и повозки, увозя гостей в гостиницы. Их верхом сопровождали жандармы.
— Мастер–жандарм…
— Слушаю вас господин судья.
— Все ваше звено должно сопроводить меня и тех двух господ до моего дома.
— Как прикажете.
Несколько минут спустя Кинт наблюдал, как судья, Артолэк и еще один из гостей сели в фургон, а возница хлестнул четверку лошадей.
— Звено за мной, — скомандовал Кинт.
Фургон ехал медленно, Кинт распределил бойцов спереди и сзади фургона, а сам ехал по правую сторону, и так получилось что напротив одного из окон…
— … можете не переживать судья, я сообщу своим друзьям в парламенте о ваших стараниях.
— Очень, очень на это надеюсь, ведь весной истекают мои судейские полномочия, а я столько сделал для нашего города… хотелось бы и дальше заботится о его процветании.
— Вопрос назначения вас на пост председателя городского совета считайте утвержденным.
— Я даже не знаю, как мне выразить свою благодарность…
— Просто постарайтесь, чтобы положение дел в этой дыре не изменилось.
— Это не составит труда.
— Кстати, о делах… в столице уже немного тесно, а порой скучно, и увидев сегодня, как изменился этот город, я наверное открою здесь пару борделей.
— Очень, очень надежное вложение средств, я со своей стороны окажу вам всяческую поддержку господин Артолэк.
— Что вы, для друзей просто Арк…
Кинт так дернул коня, что тот заржал и встал на дыбы…
— Минт, остаешься за старшего, я в форт! — скомандовал Кинт, и сильно ударив коня пятками под брюхо поскакал прочь, на ходу плавно спустив курок револьвера, когда успел его взвести… он даже и не понял.
Чуть не загнав коня Кинт скакал три часа по горной дороге, рискуя свалиться в пропасть, а потом, передав бедное животное заспанным конюхам в форте, он пришел в казарму и опустошив флягу с крепкой настойкой завалился спать накрыв голову подушкой…
— Кинт! Кинт черт бы тебя побрал! — размахивая фонарем Брэтэ шел по казарме, — какого дьявола ты приехал?
— Виноват господин капитан, — Кинт покачиваясь, встал с кровати.
— Может, объяснишь? — капитан поднес фонарь к лицу Кинта, — о небеса! Что с тобой?
Ноги Кинта стали ватными, свет от лампы какой–то пеленой затянул лицо капитана и Кинт рухнул на пол…
— … я не знаю, может плохо вылеченные ранения… после кровопускания ему должно стать лучше, — приглушенные голоса доносились до Кинта.
— Минт, так что произошло?
— Я не знаю… злой он какой–то был, когда выставка закончилась, поехали судью сопроводить с гостями, а он вдруг сорвался и поскакал, крикнул только, что я за него остаюсь. А что с ним?
— Не знаю, у него жар, скоро должен прийти в себя.
— Ладно, расходимся, чего нависли как стервятники, — рыкнул Брэте, — Минт, побудешь с ним, как придет в себя, сообщи.
— Так есть, господин капитан.
Что произошло в тот вечер так и осталось для Кинта и главного конюха форта, который также выполнял обязанности лекаря, загадкой. Главный конюх пенял на раны, на которые может плохо влиять здешний климат и на возможное переутомление.
До снегов, когда перевал становится труднопроходимым Кинт при любом боестолкновении с кочевниками, разбойниками или контрабандистами словно искал смерти. От сослуживцев он отгородился, а капитан, стал все чаще посматривать на него с недоверием, хотя по вопросам службы к Кинту не было никаких претензий, даже наоборот, он часами проводил время на стрельбище под стеной форта, заставляя и свое звено упражняться в стрельбе, мог по долгу, изнуряя себя, упражняться в кулачном бою с другими жандармами.
Весна пришла как–то внезапно, теплый воздух рано принесло с южным ветром, и солнце с какой–то удвоенной силой топило снега в горах. А когда снег совсем растаял, и нужно было готовить первые патрули к выходу на маршрут, капитан Брэтэ, ярким солнечным утром приказал всему форту построиться у казармы.
— Вчера пришла телеграмма из канцелярии, точнее от вновь сформированного дорожного управления при парламенте. Все корпуса охраны дорог упраздняются, контракты со вчерашнего дня считаются расторгнутыми.
По строю пошел гул и ругательства в адрес парламента.
— Тихо! Все выплаты положенные по окончанию контракта сохранены. Все, кто хочет продолжить службу на благо терратоса, должны написать рапорта на перевод… в городскую жандармерию, в армейский или пограничный корпус. Здесь у нас в форту будет сформирован пограничный отряд, командир отряда прибудет завтра. Звеньевые, через десять минут у меня, все свободны!
— Вот тебе и раз… — вздохнул Минт, — что скажешь Кинт?
— К тому шло, еще в прошлом году все монаршие семейство уехало из столицы, а теперь все, власть в терратосе принадлежит парламенту.
— Все–таки толстосумы из гильдий добились желаемого.
— Похоже на то.
— И что думаешь делать теперь Кинт?
— Не знаю… для начала поеду в город и проведу недельку в борделе толстой Льюс.
— Хорошая мысль, — кивнул Минт, — я с тобой, не против?
— Нет, не против… только что ты потом будешь делать?
