Хорошо садит, с. а!
Винтовка. Пулемет. Можно жить.
— Ну, кэп! — заорал изо всех сил Паломник, и сам испугался своего голос — вот ты и выдал себя! Прекрасно! Белиссимо!
Какое-то время — было гробовое молчание. Даже птиц, испугавшихся выстрелов — не было слышно. Потом — капитан крикнул откуда-то справа.
— Дурак! Идиот!
— Помнишь, капитан!? При захвате особо опасного противника целесообразно сломать ему руки в запястьях или хотя бы оба больших пальца…
— Дурак!
У них был цугцванг. Капитан с мощной винтовкой знал местность — но не мог ничего сделать, потому что его винтовка не пробила бы каменную кладку развалин. Паломник — был куда лучше вооружен и он был моложе. И оба они знали — что Паломник будет сидеть в укрытии до темноты — которая уравняет шансы.
— Зачем ты продался, капитан!? — заорал Паломник — неужели тридцать сребреников стоят того? Что ты на них купил — это?
— Ты напрасно идешь по этой дороге! Уходи и забудь!
— Ага! Щас!
Если только у него гранаты…
Паломник начал прикидывать — кустарник — прекрасная сигнальная система. С тыла никто не подберется, но и ему самому — там не выбраться. Ему придется буквально прорубаться через эти заросли, шум предупредит капитана и он сделает свой ход.
Кто первым пойдет — тот и проиграет…
Внезапно, Паломник услышал шум, от которого похолодела кровь. Шум вертолетного винта, вертолетной турбины. Вертолет — самое страшное, что только может быть против легковооруженных инсургентов.
— Вот и все! — вдруг заорал капитан.
Паломник только сильнее вжался в землю. Неподвижность — единственный шанс выжить. Не стать дичью, на которую охотятся с воздуха. Если он побежит — его расстреляют в секунду.
Вертолет прошел совсем низко, почти над самым его укрытием — Паломник не видел, какой он, потому что лежал, не поднимая головы. Он ожидал очереди, от которой полетят во все стороны камни, а потом пули достанут и его. И очередь прозвучала… но ничего такого не было ни пыли, ни камней. А потом еще одна. И только тогда — Паломник рискнул подняться.
Вертолет — висел чуть в стороне, расстреливая с пулемета, установленного в бортовом люке старую церковь. Он висел кабиной в противоположную сторону от того места, где залег Паломник и хвостовым ротором к нему. Лопасти бешено вращались, поднимая пыль. Гражданский вертолет, одна из моделей Аугусты, красного цвета.
Хвостовой ротор!
Вертолет — смертельно опасный противник для боевого пловца, действующего, что на суше, что в воде, поэтому борьба с вертолетами — первое, чему их учили. Самая уязвимая точка вертолета — не кабина, не турбины — а хвостовой ротор. К нему ведет длинный, не дублированный и находящийся под нагрузкой вал, с сам хвостовой ротор приводится этим валом через редуктор, в котором есть смазка. Даже автоматная пуля может повредить этот редуктор, масло вытечет и тогда до катастрофы останется максимум несколько минут… и то вряд ли. Вертолет начнет беспорядочное вращение вокруг своей оси, и…
Паломник вскинул пулемет и открыл огонь по хвостовому ротору. Он выпустил не меньше сорока пуль, прежде чем в вертолете кто-то что-то начал понимать. Вертолет начал разворачиваться в его сторону, чтобы обдать его градом пуль из бортовой установки… Паломник залег за стеной, надеясь, что пули ее не пробьют. Но вертолет так и не открыл огонь. Паломник лежал и слышал, как раздался какой-то треск… а меньше чем через минуту что-то с грохотом упало совсем неподалеку…
Капитан Марио Галеано лежал рядом с разгромленной церковью… и хотя он был еще жив. По всему было видно, что это — ненадолго. Опытный взгляд Паломника — моментально сказал ему, что капитану Галеано, его наставнику и учителю в отрядах — не поможет уже никто и ничего.
Винтовки у него не было. Невдалеке — догорал вертолет…
Увидев Паломника — капитан попытался встать и не смог. Паломник опустился на колени, достал аптечку, начал обрабатывать его раны. В живот попало не меньше двух пуль плюс — возможна травма позвоночника и еще одно ранение — выше, в мягкие ткани. Возможно, даже двух пакетов, которые были у Паломника — не хватит…
Надо сделать укол — от болевого шока гибнет больше солдат, чем от самих ранений.
Капитан — оттолкнул руку со шприц — тюбиком.
— Не надо…
— Молчите…
— Не надо. Я… не смогу говорить.
— И не надо. Надо…
Капитан снова дернул рукой.
— Не трать… Все равно… не поможет.
— Да пошел ты…
— Перетащи меня… в церковь. Я хочу… умереть там…
Паломник понял, что все бесполезно. Начал раскатывать плащ-палатку, чтобы уложить на нее капитана.
В церкви, несмотря на пулеметный обстрел, было удивительно покойно. Через дыры в стенах, проделанные пулями крупнокалиберного пулемета сочился свет. В лучах света — плавали пылинки, тянуло дымом с места падения вертолета…
Капитан все еще был в сознании.
— Помолись… за меня… — сказал он.
Паломник отрицательно покачал головой.
— Я больше не верю.
— Помолись… как сможешь… твоя вера крепче… многих. Ты страдал за нее… и воевал за нее…
— Я страдал из-за предательства.
— Ты страдал… из-за веры… — сказал капитан — иногда, я думаю… неужели Христос хотел того… что мы делаем сейчас.
— Наверное, нет…
— Ты прав… нет. Тех, кто сегодня служит мессы, он выгнал бы… из храмов, как выгнал менял. Помолись… а я тебе все расскажу.
Паломник посмотрел по сторонам — на стене, рядом с ним было совсем не поврежденное изображение Святой Вечери. Чуть наивное — Христос и его ученики были изображены рыбаками, как и те, кто строил эту церковь. Но это изображение в расстрелянной из пулемета церкви было дороже, чем алтари в храмах Ватикана. Паломник был уверен в этом, потому что изображение это — простые люди писали с любовью. Алтари в ватиканских храмах писали за большие деньги… и что угоднее Господу.
Паломник молился, обращая к Господу простые, но честные слова, прося его о помощи и обещая покарать тех, кто нес на этой земле зло. И слушал лежащего рядом с ним на плащ-палатке умирающего капитана.
Примерно через полчаса — Паломник вышел из церкви. Посмотрел на восток… там горела подожженная разлившимся вертолетным топливом пересохшая трава. Пожар распространялся.
Пулемет за спиной, винтовка в руках — Паломник широким шагом направился на восток, к побережью. В его ушах — по-прежнему звучал голос капитана, говорившего то, во что разум отказывался поверить…
Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое. И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести[77].
