Не получилось.
Приземлившись, я пригнулся, пропуская мелькнувшее на уровне шеи лезвие. Ту долю секунды, которая потребовалась теневику, чтобы восстановить равновесие после промаха, я потратил на раскрутку ас-саме вокруг себя, вживаясь в ритм движения оружия, в холодный свист рассекающей воздух стали. Шажок вперед, разворот – заканчивающее восьмерку за спиной посох по инерции движется именно туда, куда я и хочу его направить. На вид такое легкое оружие вдруг становиться совершенно неуправляемым, почти выворачивает руку из сустава, – больше не противясь ему, я прыгаю, лишь немного подправляя его полет.
Звон удара! Боль в руках, в которые передалось столкновение ас-саме. Нас отшвырнуло друг от друга – недалеко, но шестым чувством я понял, что мы сражаемся уже почти на краю перемычки, над распахнувшей ненасытную пасть бездонной трещиной. Над Разломом.
Удар! Стремительный, опасный – я едва успел закрыться. Скорости были почти равны, мастерство – может, небольшое преимущество было за мной, но первоначальный задор исчезал. Бешеный ритм боя выматывал, высасывая полученные благодаря стимуляторам силы. Теперь ему даже не требовалось особо активно атаковать меня: еще немного движений в таком темпе, и я сам свалюсь от перенапряжения.
Кто он? Парируя метящий в глаза выпад, пытаясь поймать его на замахе, я впервые попытался понять, с кем же сражаюсь. Я не мог не знать его, мастеров, способных на равных сражаться со мной на ас-саме, я знал почти всех, да и было их немного. Но этот стиль боя… у меня просто не было ни времени, ни возможности отвлечься, подумать, сравнить с тем, что я помнил. В нем было нечто знакомое, в стиле, в манере построения атак, в плавных движениях, все чаще, по мере того, как я терял концентрацию, кажущихся движением капли воды.
Я снова закрутил посох. Я сражался с горропой! Я победил ее! Так неужели я спасую здесь?! Перед тем, кто, возможно, подстроил аварию р'руга, или ответственен за приманку для горроп?! Перед тем, кто осмелился презреть бывшие сотни Оборотов нерушимыми традиции и сами основы нашей жизни?! Перед тем, кто посмел посягнуть на жизнь другого?!
Ярость прорвалась на свободу, опьяняя меня. Холодная, злая, подобная остро заточенному клинку, – она могла быть гибельна для воина, могла дать нешуточные силы для последнего боя. Я испытал это в схватке с горропой – теперь настал черед этого теневика.
Его следующий удар я видел хорошо. Просто, неприхотливо – и опасно. Я легко блокировал бы выпад, но перейти в атаку не мог – секунда, пока я восстановлю равновесие, хватит ему для ухода в защиту. А не блокировать – на проскальзывании он может остановиться на миг раньше, чем я успею что-то сделать…
Я подставил ас-саме под удар, ослабляю хватку. Ас-саме легонько чиркая по камню под ногами. Лезвие высекает сноп искр, вздымая струйку пыли. Посохи со звоном сцепились между нами. Теневик тянется за своим посохом, проскальзывая почти вплотную со мной. Я больше слежу за его оружием – и в самый последний миг замечаю летящий мне в голову кинжал. Но этот бросок запаздывает – мне достаточно слегка отклониться, чтобы сталь прошла в двух-трех миллиметрах от виска, взъерошив шерсть.
Посохи еще вместе, мы давим друг на друга, разворачиваясь на месте. И когда мы расцепились, я разжимаю левую руку, ударом сердца позже – правую. Ас-саме как легкая тростинка прокручивается вокруг моего запястья, я перехватываю его – и резко, от себя распрямляю руки вперед и вверх. Зажатая между рук центральная часть посоха с хрустом врезается в скрытую камуфляж-полем голову теневика.
Сдавленный вскрик – укол узнавания: и голос, и эмпатический всплеск. Я почти вспомнил, почти узнал теневика – имя крутилось на языке, рвалось из памяти, но в этом бою опаздывала даже мысль.
Красное и черное смешивается, мчится вокруг нас. Еще можно остановиться, придержать удар, подумать – но ярость, гнев, вся боль за этот жуткий день, вбитые бесчисленными тренировками рефлексы сильнее меня, сильнее рассудка, и они не дают мне ничего изменить.
Посох, рвется в руках назад, и я, еще не до конца завершив поворот, со всей силы посылаю его за спину, где должен быть враг…
Я сбросил с себя лист металла, в моих руках мнущийся как лист бумаги. Да и был он не толще бумаги – широкое, сверкающее полотно, медленно отлетающее в сторону. Я проводил его глазами, с трудом свыкаясь с мыслью, что пару секунд назад это был каркасный брус палубы по толщине не уступающий моей ноге.
Удар грави-гранаты устроил впечатляющий разгром. Примерно двадцать метров от точки, в которой ее настиг мой выстрел, превратились даже меньше, чем в ничто – раздавленные, растертые скачком гравитации в пыль стены, палуба, потолок просто исчезли, меньше чем за секунду спрессованные в крохотный темно-коричневый комок, весящий пару тонн. Я стоял у самого края провала, и когда начало рушиться все, что было непосредственной близости от зоны удара, успел только отбросить назад человека. А потом вырвавшиеся из-под рассыпающегося барьера в памяти воспоминания заставили замешкаться, потерять драгоценное время – и сморщившаяся, пошедшая уродливыми складками, трещинами после гравитационного удара, палуба под ногами разлетелась на куски. После чего мне пришлось молиться Ушедшим, чтобы на меня не попало ничего тяжелого, да отбивать локтем, кулаками сыплющуюся на голову мелочь.
Я перевернулся на живот, разбрасывая усеивающие выступ обломки. Излучатель сжимал до последнего, и выпустил, только хорошенько приложившись спиной об палубу, – не мог он далеко откатиться. Разворошив связку кабелей, остатков какой-то керамики, пластиковых плит, я увидел в глубине кучи свое оружие. Вроде бы, цел.
Снизу, из-за края выступа раздался тягучий грохот, лязг. Схватив импульсник, я пополз в сторону шума, к пролому.
Как оказалось, планировка уровней на человеческих кораблях не повторялась на разных уровнях. Под разрушенным грави-гранатой коридором, было что-то вроде отсека целителей – или как они там, у людей звались. Осталось от него совсем немного: сперва удар перемолол все, до чего дотянулся в труху, а потом добавили остатки помещений верхнего уровня – и изувеченные перекрытия не выдержали практически двойного веса, проваливаясь дальше, на еще один уровень.
Устроенный нами локальный катаклизм затронул только четыре уровня, но я не удивился бы, если бы последствия уже начинали распространяться дальше. Оборванные провода, бешено извивающиеся, сыплющие снопами искр, шипение пара, поскрипывание, скрежет раскачивающихся кусков стен, потолка, буквально висящих на «ниточке» разлохмаченного металла – двигаться посреди всего этого нужно было очень и очень осторожно.
