А они думали – хаос упорядочили.
А они были уверены – идут к свету, рождают благо.
Дьявол – они сами, ад – их мир, созданный ими же – райские кущи фешенебельных районов, умной техники и дутых, пустых целей, ведущих по жизни.
Дьявол, рождающий мертвое, рождающий то что убивает и убивающий, то что рождает. И Творец что жив, но отвергнут, отторгнут, мертв в этом мире и все же жив, все же вечен, бесконечен и рождает, греет, растит, поднимает, множит. Живет вне зависимости признан или нет. Творит ради творения.
Локтен не заметил, как Стас растаял, превратившись в полевое облако, и проявился вновь у стекла. И продолжал смотреть на доктора уже не с монитора, а через стекло – глаза в глаза. В них больше не было печали и укора, как не было пустоты – в них жило понимание, прощение и уверенность.
Парень знал, что ему нужно сделать, но даже не задумывался – зачем.
Он улыбнулся Филу и мужчина тут же заснул, ткнувшись носом в пульт. А парень, открыв дверь бокса, не приложив при этом и толики усилий, взял все пробы Стасиной крови из стойки перед Локтен, и вышел из лаборатории. Никем не замеченный прошел на стоянку. Взял планер и отправился к Центр Климатологии.
Его цель была – водосборник и дождевые зонды.
Спроси его: к чему, зачем, почему? Он бы не ответил. Но точно знал – надо, это его цель, главное дело. То, ради чего он родился, для чего жил.
Стася нырнула в облако света и скорее ощутила, чем увидела огромный столб, сияющий и переливающийся яркими красками миров и галактик, что веером опоясывали его и были малы как лепестки и все же огромны как он сам. Они соприкасались и одновременно были автономны, были началом и концом, бесконечно повторялись в самых разных, но все же перекликающихся, подобных вариациях уходя в них как от минуса к плюсу, от ноля к десяти до полной неузнаваемости начального и последнего этапа, чтобы начать новый этап и образовать новый веер, где все так же повторится.
Она прошла свет и была вытолкнута с обратной стороны, став носителем того света, став огнем, искрой Истока. Понеслась в неизвестность, собирая частицы и сгустки полей, обрастая ими как чешуей и вот столкнулась с большим твердым и ленивым существом, фланирующим в пустоте. Была принята как родная, сжилась, сроднилась, и знала о нем больше чем о себе. И застыла. Ее уже не было, потому что она была везде и летела без цели, но в поисках. Не знала, что ищет, но знала что найдет. Как парус на ищущем пристань корабле, летела, куда ветер пригонит и, отдавалась ему, сплавливаясь, сродняясь пока он не стал ею, а она им. Как метеоритная порода, на которой пригрелась, как снующие разноформенные сгустки и частицы. Множилась как они, раздавая себя и получая часть их взамен. Она летела в разные стороны и все же – в одну. Была частью и одновременно единством, искала уже найдя. Не встретила ничего нового и все же знала что все вокруг новое, молодое, ждущее и живущее.
И вот падение, всплеск, россыпь камней, льдинок, взвеси. И шепот, шорох, мановения множества подобных ей частиц, кружение в поиске пристанища, внедрение в новую субстанцию. Свою и чужую, знакомую и незнакомую. Жажда обладать, желание отдавать – норма, как слышать и видеть, не видя и не слыша, как дышать и чувствовать, но не дышать и не чувствовать.
Ждать и множиться, растворяясь в множестве и оставаясь частью. Преобразовываться, творить без устали.
И в какой то миг понять – ты стала реальностью, но еще не родилась. И понять, что жаждешь уже проявиться. Но кем, какой, каким? Формы как проспект ярких картин, бесконечность преобразований и примерок на себя того что видела, знала, пока не найдена удобная, приятная, нужная, понятная. Колебания полевых структур, потом более плотных масс, дымки, облаков, ветра, песка. Вверх – вниз: полет – падение, облако – капля, сухая масса огня и пар, опять вода.
Вода и огонь – цикл за циклом не врагами – друзьями, помощниками, соучастниками творения, великими напарниками. Сплавленными вместе и все же свободными друг от друга.
Вода точила, огонь огранял и реализовал.
Песок. Его форму подсказало облачко, отразило себя в нем, а то в облаке. Но одна песчинка ничто – нас должно быть много.
Много – подхватил огонь. И свет поделил мир с тенью, как земля разделилась с небом, чтобы дать новую жизнь, клонировать себе подобных, в которых точно так же огонь сживется с водой, а свет с мраком и придет время – будет разделен вновь, чтобы снова соединиться.
Жажда творить суть всего сущего и насущего – отражение уже сотворившего, та инерция, что не даст погибнуть жизни, и будет толкать, заставляя вечно двигаться, стремиться к реализации.
Но кто, какой?
Плоский след необычный, непривычный, нежданный и все же знакомый, вдавливается в песок. Потревоженная вода мигом передает информацию и начинает копировать его, образуя подобия: инфузории, бактерии. Те множат себя, клонируя отображения точные и приближенные к точным. Разветвляются, уплотняются.
Стася ждет и участвует в преобразовании, как ребенок, пробуя на вкус знакомые и не знакомые предметы. Она продолжает искать и, кажется, близка к цели.
И вот существо. Оно притягивает ее и кажется знакомым, но его ли искала?
Она закружила вокруг рассматривая черты, запоминая форму. Он был похож на звездочку с вытянутыми углами и совершенен в своем несовершенстве. Миг или век они смотрели друг на друга, как на отражение в зеркале, понимая, что одно? И вот расстались, обменявшись своими же полями, оставляя себе вместе с ними память о той части что уйдет. Он исчез, она осталась скитаться дальше и искать, но в память о нем, в котором она, приняла его форму, считая что такой и должна быть, пока не встретит то что ищет.
Еще один след, бурая капля, и ликование. Кажется оно, кажется то, что искала.
Подъем чуть вверх – знакомые черты и звуки. Еще один – она, еще одна часть ее!
Вид сверху, снизу, со всех сторон, снаружи изнутри и спешное формирование подобия до запах и цвета, до тончайших флюидов, по подсказке той бурой капли – так надо.
И вот вид с одной плоскости. Как необычно, как странно.
Крик без звука, зов оглушающий, но полной тишины. Рука протянутая, но не видимая, не принятая, не понятая.
– Не уходи! Не уходи!!! Стой, стой иииййй…
И. И. И и и.
Эхо. Гул и шелест волн – ее самой, но уже не ее…
– Не уходи, – прошелестело. Чиж замер, покосившись на Стасю, что хмуро обозревала океан, словно тоже что то услышала, а может, увидела.
– Ты что то сказала?
Женщина глянула, как огнем опалила и Николай поморщился, отворачиваясь: мерещиться уже всякое. И чего он спрашивает? К чертям бы ее послать за все выкрутасы. За что она с ним, как с врагом заклятым и даже не подступиться к ней, чтобы хоть какие то пояснения – объяснения получить. А тут послышалось, что зовет, да так, будто душу ей от печали выворачивает.
