Снаряды, выпущенные из электромагнитных пушек двух задних имперских бронемашин, вдребезги разнесли машины 4-й роты за несколько следующих секунд.
Ханна Брувер нашла Рауля Санмартина в маленькой кухоньке, прибавленной к их «апартаментам» – единственной роскоши, на которой она настояла.
– Рауль, это ты слопал мой пирог?
– Не уверен, твой ли это. – Санмартин облизал кончики пальцев. – Он был слишком хорош.
– А я-то хотела покрыть его глазурью. – Протянув руку, она стряхнула крошки с его формы. – Теперь сознавайся.
– Пока ты занимаешься политикой, я, пожалуй, сам начну печь пироги.
– Это заняло столько времени – как бы я хотела, чтобы здесь была конвекционная печь. – Брувер с тоской посмотрела на свое обглоданное изделие. – Надеюсь, он не разочарует Хендрику.
– Конечно нет. Если пирог покрыть глазурью, она ничего не заметит.
– Не будь так наивен. Вчера Хендрика спросила меня, попадают ли хорошие котята на небо. Я не смогла ей солгать – сказала, что собаки, может, и попадают, но кошки никогда.
Будучи не в состоянии поверить, что их добыча ускользнула, «черноногие» Суми провели в доме Бейерса чуть ли не полдня, проверив его сенсорами от подвала до чердака. Позднее люди Томаса, пробравшись в дом, обнаружили котенка Хендрики в ящике комода с размозженной головой.
Санмартин бросил на жену странный взгляд.
– Почему ты испекла пирог? Разве я забыл о чьем-то дне рождения?
– Нет, не забыл, – вздохнула Брувер, избегая встречаться с ним глазами. – Скажи, наши радиопередачи смогли остановить эти торговлю информацией за жизнь заложников?
– Нет, не смогли, – прямо ответил Санмартин, внезапно почувствовав страх.
Ханна обняла его за шею.
– Возможно, я могла бы это прекратить.
– Нет, – прошептал он, отлично ее поняв. – Никто не просит тебя это делать. Ты нужна нам здесь.
– Там я нужна еще больше. Люди не понимают, что происходит. Они считают, что солдаты заняты войной и бросили их на произвол судьбы.
– Нет! – выкрикнул Санмартин, внезапно утратив всю свою сдержанность.
– Да, Рауль, – мягко возразила Брувер. – Если я предложу себя в заложники, то люди, возможно, поймут.
– Да пропади они все пропадом!
– Есть вещи, которые не можете сделать ни ты, ни Палач, ни Полярник. Это мой народ, а я такова, какой меня сделали Альберт, Антон, мой дед и ты тоже. Я солдат, хотя и не ношу оружия. Мы не можем этого избежать. – Она погладила Мужа по щеке. – Пожалуйста, Рауль, не делай все хуже, чем есть. Я и так очень боюсь.
Санмартин закрыл глаза. Благодаря урокам старшего сержанта разведслужбы Шимацу они оба знали, что такое подвергаться допросу.
– Я понимаю, Рауль, что мой способ борьбы – без насилия – никогда не подействует на людей вроде Суми и Мацудаиры, но и ваш способ ни к чему не приведет, если мой народ – весь до единого человека – не поймет вас. Я должна им объяснить.
– Я их всех ненавижу!
– Пожалуйста, пойми, Рауль. Кто-то должен это сделать. А если нам каким-то образом удастся пережить плен, – продолжила она, – я хочу только одного. Я устала быть внучкой Хендрика Пинаара, мадам спикер, правой рукой хеэра президента и женой заместителя командира батальона. Некоторое время я хочу пробыть просто Ханной – женой Рауля и матерью Хендрики. И если это потребует сверхособого разрешения Антона Верещагина, Альберта Бейерса и даже самого Господа Всемогущего, то мы должны заплатить за него любую цену.
– Прости. – Голос Санмартина смягчился. – Понимаю, что наш брак был не из удачных.
– Он удачнее большинства других, – отозвалась Брувер, щелкнув мужа по носу. – Помни только хорошее. Например, ресторан, куда ты однажды меня повел.
– Die Koffiehuis?[25]
– Потом меня спросили, правду ли ты говорил, пригрозив, что сожжешь заведение, если еда будет скверной.
– Может, и правду. Я так нервничал.
– И ты и я. А сейчас мы оба нервничаем снова. Обними меня.
Санмартин повиновался.
– С кем ты об этом говорила? – спросил он.
– С Альбертом и Антоном. – Она прижала пальцы к его рту. – Они оба согласились, что это единственный выход. Я знаю, что если бы сначала обратилась к тебе, то никогда не смогла бы повторить. Антон считает, что чем скорее я отправлюсь туда, тем больше у нас будет шансов. Я не успела повидать Ханса, Катерину и Исаака, поэтому расскажи им все сам.
Хотя Брувер и потрясла первая встреча с чернокожим, потом она очень привязалась к Исааку Ваньяу и была единственным человеком, называвшим Кашу Владимировну ее настоящим именем Катерина.
Санмартин попытался что-то сказать, но Брувер остановила его.
– Тише! Тимо знает, что мы не будем отвечать на вызовы. Я предупредила его, что следующие пять часов у нас выходной.
Ожидая самолет, который должен был вывезти ее с гор, Брувер внесла в свою записную книжку два стиха из Евангелия: «Иисус был раздет донага пред врагами Его, пытан и умерщвлен» и «Отче Мой, если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты».
У Рауля Санмартина за всю жизнь была только одна подружка – в Аргентине, когда ему было пятнадцать. После того как мать отправила его учиться в Императорскую военную академию и была арестована за подстрекательство к мятежу, он несколько раз писал этой девушке, но никогда не получал ответа.
Услышав новость в тот же вечер, адмирал Хории немедленно вызвал Суми.
– Насколько я понял, полковник Суми, вы захватили спикера Ассамблеи Брувер-Санмартин?
– Да, она явилась протестовать против нашей операции с заложниками. Глупо, не так ли? Я уже начал лично ее допрашивать. – Суми отодвинул от себя чашку с рисом. – Она утверждает, что приняла яд, который позволит ей умереть, если мы будем обходиться с ней слишком сурово, но это явная ложь.
– Пожалуйста, прекратите ее допрашивать. Вы не узнаете от нее ничего полезного.
– Пока я был с ней очень мягок. Еще несколько часов…
– Она необычайно упряма.
– Это верно, – согласился Суми.
– С нашей стороны было бы разумно освободить ее, – настаивал Хории. – Пожалуйста, сделайте это.
Суми встретился глазами с адмиралом.
– Сожалею, но не могу выполнить ваше пожелание. Она враг нации, и это дело службы безопасности, а не военных.
Хории пришлось уступить.
Сидя на металлическом стуле в помещении склада, превращенном в тюремную камеру, Луи Сниман наблюдал за Ханной Брувер, которая переходила от одного заключенного к другому, говоря со всеми по очереди. Сниман разглядел кровоподтеки на ее лице.
Заметив взгляд священника, она подошла к нему.
– Хеэр Сниман.
