рисковал включать фары. Приходилось полагаться на зарево пожаров да яркий звёздный свет. В таких условиях риск напороться на что-то неожиданное и неприятное, вроде мины, был огромным. Но я продолжал упрямо двигаться вперёд.
— Можешь, расскажешь о своём плане? — спросила Алина, когда мы в очередной раз благополучно миновали крупную воронку.
— Нам надо вернуться на ту сторону. Нужен транспорт до Гор Недоступности.
— Туда, где лежит корень?
— Корень — не корень, — я пожал плечами, — но уверен, что проход будет там. Если замок стоит в этом мире.
— А потом? После того, как ты найдёшь проход?
— Вернусь домой, конечно! — ответил я.
— Со мной? — в её голосе одновременно прозвучали надежда и обида; мне даже показалось, что она сдерживает слёзы.
Я посмотрел на неё. Света приборной панели было недостаточно, чтобы разобрать её мимику.
— Конечно! Как иначе-то?
— Я не знаю… — ответила Алина.
— Чего не знаешь?
— Что хочу в твой мир. Там ведь умирают по-настоящему. Так?
— Там живут по-настоящему, — ответил я, — то, что ты видишь здесь — это не жизнь. Это ад. Причём на любой стороне. Понимаешь?
— Мне не с чем сравнивать, — тихо ответила Алина, помолчала несколько секунд, и потом добавила: — но ты прав. Я хочу с тобой. Мне просто страшно.
Мы продолжали ехать сквозь ночь, наполненную запахом гари и глухим эхом разрывов. Я не заметил, как приёмник перестал ловить волну с той стороны фронта, и понял только когда смолк белый шум, когда Алина выключила громкость.
Гранатомётчик промазал, попытавшись ударить на опережение. Я затормозил за мгновение до взрыва — показалось, что на дороге лежит очередное тело. Я старался не ехать по трупам.
Вспышка ослепила. Я чуть было рефлекторно не вдарил по газам, но сумел вовремя подавить рефлекс. Вместо этого я наощупь врубил стояночный тормоз. Скомандовал Алине: «Наружу! Под днище!» и сам выскочил из машины.
К счастью, у Алины было достаточно боевого опыта, чтобы выполнить мою команду.
Сидя между передними колёсами, я усиленно моргал, возвращая зрение.
— Засада? — спросила Алина едва слышным шёпотом, — здесь? Смысл?
— Выясним, — так же шёпотом ответил я. После чего выглянул наружу, приметил ближайший подбитый танк, за которым можно было бы укрыться.
Глядя на воронку перед машиной, я примерно определил направление, откуда запустили гранату.
— Ты чего? Сам собрался? — Алина схватила меня за руку.
— А как? — удивился я.
— Тебе гибнуть нельзя. Никак нельзя, — заметила она, — что, если память потеряешь?
Она была права, конечно. Но разве это могло меня остановить? Какая альтернатива? Послать её? Ну уж нет!
— Не погибну, — пообещал я. И ринулся вперёд.
Стрелок зевнул мой бросок. Очередь дал тогда, когда я уже был надёжно прикрыт горелой бронёй.
Я не хотел его убивать. Поэтому дал ему возможность одуматься: замер в десятке метров, давая возможность разглядеть форму. Манёвр рискованный; я рассчитывал только на свою реакцию — что успею выстрелить раньше, чем он повернёт ко мне автоматической витновки.
— Ты чё творишь?! — крикнул я.
Последовала секундная пауза.
— А-а-а… — наконец, ответил боец, всё так же лежащий в неглубокой канаве у дороги, — свой что-ли?
Его голос звучал хрипло, надтреснуто. Будь он с другой стороны — я бы решил, что парень с похмелья.
— Свой, — ответил я.
— Держись подальше, господин разведчик… — ответил боец.
— Чего?
— Диверсанты тут были. В нашей фо… — парень не договорил фразу, закашлялся. И этот его кашель мне категорически не понравился: надтреснутый, клокочущий. Лёгкое пробито?
В этот момент в паре километров что-то ярко полыхнуло. Потом до нас донёсся грохот. В свете вспышки я детально разглядел бойца. Лицо — кровавая маска. Но не от ран или пролитой крови; оно было сплошняком покрыто мокнущими, сочащимися сукровицей папулами. Это было похоже на химическое поражение. Или же — инфекцию.
Я резко отпрянул и сделал знак рукой Алине не приближаться.
— Вот и правильно, — прокомментировал боец, — я всё, что мог сделал… ты извини, если чё…
Через секунду раздался ещё один взрыв, совсем небольшой, но рядом. Боец активировал вакидзаси.
— Что там?.. — Алина приблизилась, несмотря на мой знак.
— Назад! — крикнул я, сам отступая.
В этот раз она последовала за мной.
Через пару мгновений мы снова были в кабине. Я закрыл окна. Достал аптечку из бардачка, нашёл спрей-антисептик и опрыскал всю кабину. Дышать было тяжело — но снижение вероятности заражения даже на долю процента уже имело значение и стоило хлопот.
— Химия или зараза, — объяснил я, — он был поражён какой-то пакостью.
— Едва ли химия, — констатировала Алина, — мы бы уже почувствовали.
— Согласен, — ответил я, резко трогая с места.
— Ты всё ещё хочешь ехать в город?
— В госпиталь, — пояснил я, — должен. Иначе… иначе не знаю, как буду дальше.
Алина промолчала.
— Надо найти машину снабжения, — продолжал я, — в таких хранятся защитные комплекты на случай химической атаки. Ближе к городу наденем.
Машина нашлась через десяток километров. Кузов почти не пострадал — снаряд попал в кабину. Машина опрокинулась, рассыпав содержимое: сухпайки, палатки, сложенный банно-прачечный комплекс и контейнеры с защитными комбезами и противогазами.
В столицу мы приехали уже на рассвете. Где-то в западных пригородах всё ещё продолжались бои, но в тех районах, которые мы проезжали, всё уже было конечно. Улицы были завалены телами и горящей техникой. Я ожидал, что вот-вот мы встрянем в непроходимый тупик — но пока каким-то чудом находились объезды.
Мы уже были в защите. Ещё один комплект я тащил с собой, надеясь, что мы не опоздаем. Ждать до утра следующего возрождения возможности не было.
Охраны у госпиталя не было. Во дворе беспорядочно наставлены машины. Много опрокинутых носилок, неподвижные тела…
— Что, едем обратно? — с надеждой спросила Алина.
Но я заметил какое-то движение в самом здании. Кое-где горели аккумуляторные лампы.
— Нет, — я покачал головой, — мы пойдём внутрь.
Коридоры этого
