Она сидела в центре зала в одной из лабораторий по подготовке органики, поступающей из развалин. На ней был серый комбинезон какого-то подсобника, весь в засохших кровяных пятнах и омерзительно воняющий потом.
Сеймур Уэйнстейн возился возле переносного ментоскопа, соображая, куда прилаживать провода. «Как был кретином, так и остался, — подумала Виктория, — будто в первый раз собирается пользоваться».
Он повертел в руках каску с контактами на висках, затылке и над лобными долями, заметил, что Виктория очнулась, и обратился к ней, вроде бы даже с радостью.
— Ну слава богу. Наконец-то вы очнулись. Нельзя же так пугать добропорядочных людей, моя милая.
— Я… — Голос был слабым и писклявым — видно голосовые связки еще не отошли. Она откашлялась. — Я вам не милая, Уэйнстейн, и чем раньше вы это поймете, тем будет лучше.
— Ну-ну, мисс Салливан. Мы, конечно, не дружили, но все-таки общались, как э-э… коллеги. Вы мне, как коллега, не подскажете, вот эти два провода…
— Да? Может, мне еще и самой себя отментоскопировать?
— Напрасно вы так, дорогая, напрасно. — Уэйнстейн опять занялся проводами.
Виктория заметила, что секретарь держится как-то неестественно — будто ему в штаны засунули баскетбольный мяч, и вспомнила, как врезала ему между ног.
— Вы бы лед приложили, — участливо сказала она, — а лучше бы к врачу обратились, не то останетесь без своей любимой игрушки.
Уэйнстейн отложил шлем, подошел к ней, широко расставляя на ходу ноги, и дал увесистую оплеуху. Клацнули зубы, во рту появился привкус крови. Виктория небрежно сплюнула кровавую слюну сквозь зубы и насмешливо посмотрела на Уэйнстейна.
— Если вы меня положите на пол, то сможете отходить ногами, что гораздо приятнее и безопасней. А то ладошку отобьете, не дай бог. Придется левой дрочить…
Новый удар откинул голову в сторону так, что хрустнули шейные позвонки.
— Это только начало, детка, — пообещал Уэйнстейн, — вот позабавимся с аппаратом, что, как я подозреваю, бесполезное занятие, и займемся тобою всерьез. Ну скажи, чтобы не терять времени, у тебя ведь мнемоблокада, да?
— Проверишь, не развалишься.
Уэйнстейн криво ухмыльнулся и отошел к мнемоскопу.
Зашипела, отворяясь, герметичная дверь. Ван Хорн вошел, брезгливо морща нос и косясь на ящики с человеческими останками. Увидев, что губы Виктории в крови, он резко повернулся к секретарю.
— В чем дело? Я же приказал не трогать мисс Салливан, — резко сказал он. Слишком резко, чтобы поверить, будто он и вправду рассержен.
— Она вела себя не подобающим образом, — напыщенно заявил Уэйнстейн, и Виктория усмехнулась.
Так и есть, расписали роли заранее. Ван Хорн осуждающе покачал головой, достал собственный платок и вытер кровь с ее лица.
— Прошу его простить, мисс Салливан, но после того, как вы его ударили, — ван Хорн сделал многозначительную паузу, — Сеймур сам не свой. Я даже и представить не мог, что он способен настолько выйти из себя. Принимаете извинения?
— Там видно будет.
— Угу… — Ван Хорн прошелся по складу, уселся на ящик с красным кругом и тяжело вздохнул: — Видите ли, мисс Салливан, ваше будущее зависит от того, насколько вы будете откровенны. Вы понимаете, о чем я?
— Совершенно не понимаю.
— Ну, во-первых, зачем вам понадобилось ставить «жучка» мне на костюм?
— Ради вашей же безопасности, это моя работа. Я должна в любую минуту знать, где вы и все ли в порядке, — ответила Виктория, решив, что раз уж они обнаружили «чешую», то отрицать свою причастность бессмысленно.
— Ну допустим. Тогда ответьте на вопрос, который занимает меня вот уже несколько месяцев: кто вы и зачем прибыли на Хлайб?
Виктория пожала плечами, насколько позволяли стягивающие ее ремни.
— Кто я не так важно, а прибыла на планету, чтобы получить работу соответственную моим знаниям и способностям. Как вы понимаете, я профессионал и даже выйдя в отставку вынуждена хранить молчание. В наших кругах болтовни не прощают.
— Что вы профессионал я убедился достаточно быстро. Еще когда вы работали на клан Сигевару, — согласился ван Хорн, — но вот то, что вы в отставке… в этом позвольте усомниться.
— Усомниться позволяю, но развеять сомнения не могу. Вам придется поверить мне на слово.
— Ну что вы, дорогая. Кто же в наше время верит словам. — Ван Хорн сделал знак Уэйнстейну, тот подкатил ментоскоп ближе к креслу и надел на голову Викторин шлем. — Включайте, Сеймур. А вы, дорогая баронесса Паулина фон Борнштайн, подумайте, стоит ли скрывать от меня то, что я уже знаю. Или узнаю в ближайшее время.
Ей удалось сохранить равнодушное выражение лица, хотя сердце рванулось, едва не выскочив из грудной клетки. Что ж, раз он знает, кто она, то отрицать очевидное не имеет смысла. Но только это и больше…
Ван Хорн с любопытством наблюдал, как ее взгляд потерял осмысленность, глаза остекленели, а рот приоткрылся и с губ протянулась нитка слюны. Уэйнстейн с кривой улыбкой манипулировал ментоскопом, поглядывая на экран.
— Пошла запись, — довольным тоном сообщил он.
— Не радуйтесь заранее, — остудил его восторги ван Хорн, — она выдаст нам имя и, может быть, какие-нибудь трогательные сцены из детства, а мне важно узнать, зачем разведке Фионимара понадобился Агламба Керрор, и главное — где он скрывается.
— А не проще будет применить физическое воздействие, — спросил секретарь, — а потом проверить информацию на ментоскопе?
— Что, так сильно болит? — с деланным участием осведомился ван Хорн. — Экий вы неосторожный, Сеймур. А прибегнуть к физическому воздействию конечно придется, но потом. Это я предоставлю вам, так и быть. Если у нее мнемоблокада, то иначе раскрыть погашенные участки мозга не получится. Либо она сама их откроет, либо сдохнет… вы уверены, что она нас не слышит?
— Уверен, — кивнул Уэйнстейн.
«Вы теперь взрослая, Паулина. Настал момент узнать рецепт, хранимый женщинами королевского рода. Вы готовы?
…Курсант фон Борнштайн, полевая форма одежды не предполагает голографического макияжа во время тактико-специальной подготовки. Встаньте в строй.
…окончания академии и с честью понесете пурпурное знамя, освященное кровью ваших предков. Фионимар и Соммервиль!!!
…Паулины фон Борнштайн отныне не существует. Вы можете идти, мисс Салливан. Желаю удачи. Фионимар и Соммервиль!!!»
Виктория сплюнула скопившуюся во рту слюну и взглянула на ван Хорна, пытаясь определить, много ли они узнали. Если только то, что она видела во время снятия мнемограммы, то ничего страшного. Уэйнстейн снял шлем. Волосы, мокрые от пота, неприятно облепили голову. Господи, на кого она сейчас похожа? На мокрую курицу, которую вот-вот начнут ощипывать!
