— Прошу вас, господа, проходите. Прямо сейчас на месте мы решим эту проблему.
Они прошли на территорию аэродрома, где было достаточно света, и Филдс подал дежурному листок с написанным кодом.
Тот посмотрел на него и кивнул.
— Да, первые две цифры означают, что борт был с нашего аэродрома. А по трем последним цифрам я смогу отыскать его стоянку. Откуда, кстати, у вас эта метка?
— Нам помогают военные. Нелегальная иммиграция — это, знаете ли, серьезная вещь.
— Я понимаю. Идемте, нам в ту сторону, метров пятьсот пешком. Недалеко?
— Мы ехали сюда триста километров, — заметил Мартин. — Пятьсот метров нас не испугают.
Пока они шли вдоль складских помещений, Красовняк связался по рации с диспетчерами и, назвав им последние три знака кода, попросил указать, где искать соответствующую стоянку. Те объяснили, после чего дежурный еще раз огляделся и указал рукой направление.
— Все правильно, нам туда. Это даже ближе — метров на сто.
Они шли мимо остывающих моторов, мимо оранжевых тележек-генераторов, мимо длинных серебристых сигар топливозаправщиков и смешных электрокаров, развозивших усталых пилотов и бодрых механиков.
Наконец в том конце поля, где бетон был постарее, а освещение похуже, Красовняк указал на транспортный самолет, который уже давно не выкатывался со своей стоянки.
— Вот, господа, ваша метка соответствует этому борту.
— А это точно он? Ошибки быть не может? — спросил Филдс, понимая, что перед ними отслужившее свое судно, которое пустят на металлолом при первом удобном случае.
— Нет, господин инспектор, первые три цифры номера самолета совпадают с тремя последними на метке. Все сходится.
Филдс подошел к самолету ближе и коснулся его обшивки. Затем сдул с пальцев пыль и вернулся к Мартину и Красовняку.
— Но как такое может быть, господин старший оператор? Нам ведь сказали, что подозрительное судно село у вас.
— Видимо, к вашему запросу отнеслись формально, господин инспектор. Есть метка, есть указание ее приписки — наш аэродром, но проверять фактический маршрут вашего борта никто не удосужился. Возможно, вы обратились к ним не вовремя и им было не до вас…
— Именно так, — согласился Филдс, вспоминая обстоятельства знакомства с полковником Ронделлом. — Именно так все и было.
Ракетки со свистом рассекали воздух и били по воланчику, заставляя его метаться, как загнанный кролик. Бам-бам, бам-бам! Эндрю подпрыгивал и бил сверху, миссис Юргенсон старалась не отставать и, помня, что бадминтон помогает контролировать вес, прыгала, как могла, и тоже била по загнанному воланчику, которому и деваться-то было некуда.
На Барбаре были зеленые шорты и красный топ, выгодно подчеркивавший размер и форму груди. Стоявшие по углам площадки охранники забывали обо всем на свете, когда видели, как прыгает Барбара, поэтому опытный Тит был вынужден уводить их в малый парк, чтобы уберечь от гнева хозяина.
Только Эндрю позволялось оставаться рядом с этой красотой, поскольку на роботов эти прелести не действовали. Вообще.
Эндрю бил по воланчику, искусно подправляя его в ракетку миссис Юргенсон. Он был сконцентрирован только на игре, хотя мог одновременно путешествовать по сети, смотреть новости архивной рассылки и даже обновлять программное обеспечение.
А еще он отмечал, что манера игры его партнерши раз от раза менялась. Она стала лучше контролировать воланчик, и ракетка больше не вылетала из ее рук, угрожая всем, кто стоял на пути.
«Ой, Эндрю, ты такой проворный! Я боялась, ты не успеешь увернуться!»
И потом снова: «Ах, извини! У этой ракетки какая-то скользкая ручка!»
Поначалу она часто ошибалась, но теперь окрепла и начала получать от игры удовольствие. При этом она хорошо смотрелась в движении, и этот топ очень ей шел. С такой красивой грудью годились любые туалеты, но этот топ — особенно. А ноги! Какие они стройные и в то же время достаточно полные — приятно посмотреть… Ой!
Воланчик скользнул по ракетке и улетел в сторону, а Эндрю остановился и недоуменно глядел то на ракетку, то на миссис Юргенсон.
— Ха! Ты промахнулся, Эндрю! — закричала она, радостно вскидывая руки.
— Да, миссис Юргенсон, я почему-то промахнулся, — смутился Эндрю, стараясь не смотреть на миссис Юргенсон, такую румяную, разгоряченную, мягкую, открытую…
«Стоп, Эндрю, что-то не так», — скомандовал себе робот.
— Миссис Юргенсон, мне нужно отлучиться.
— Зачем это? Я только разыгралась, только во вкус вошла! — недоумевала партнерша.
— Я, как будто… немного плохо себя чувствую.
— Ты не можешь плохо себя чувствовать, Эндрю, это исключено!
— Увы. Кажется, я нуждаюсь… в тестировании. Извините, миссис Юргенсон, продолжим в следующий раз.
И, не дожидаясь ответа, Эндрю зашагал к крыльцу, а миссис Юргенсон посмотрела ему вслед, покачала головой и, одернув собравшийся к груди топ, сказала:
— Будет обидно, если он сломается. Мне станет не с кем играть в бадминтон.
Она огляделась и, увидев среди деревьев Тита, крикнула:
— Эй, Тит, иди сыграй со мной!
Но он замахал руками, крикнул что-то нечленораздельное и скрылся за кустарником.
Тем временем Эндрю быстро поднимался по ступенькам, сосредоточенный на своих странных и нелогичных реакциях. Ну что за новости? Он каждый день встречался с миссис Юргенсон и общался с ней согласно встроенной программе как с управляющим объектом второго уровня. Но сегодня что-то пошло не так, сам ее вид каким-то образом стал затормаживать его деятельность, запуская процессы, не предусмотренные программой.
— Ой, Эндрю, привет!
Это была мисс Юргенсон, она же Тилли, также входившая в перечень управляющих объектов второго уровня.
— Добрый день, Тилли.
— Уже наигрался, что ли?
— Нет, просто плохо себя почувствовал…
Эндрю остановился, чтобы подобрать правильное объяснение. Что значит «плохо себя почувствовал»? Эта фраза была уместна для миссис Юргенсон, а ему больше подходило другое.
— Мои параметры, Тилли, они вышли за пределы нормы, и мне нужно протестироваться.
— Как это? — спросила Тилли, подходя к нему ближе и посматривая по сторонам.
— Это означает, что я должен запустить программу проверки, которая опросит все датчики, а затем я сам сравню показания датчиков по тарировочной таблице, чтобы… А что это у тебя в руке, Тилли?
— Это?
Тилли повертела в руках предмет из черного пластика, похожий на полицейскую дубинку.
— Это фонарик, Эндрю.
— Вот как? Но ведь сейчас светло. Сейчас день, Тилли.
