— Ага. Из подвала. Конечно. — Батя прошел вдоль стены, заглянул в приотворенную подвальную дверь, прислушался.
— Один он там?
— Вдвоем. С зятем, что ли, едут.
— Ага. — Толику — Пойдем, поможем?
— Не. Не стоит.
— Что так? — батя был удивлен.
— Чего ради. Людям мешать, лезть еще… туда. Сами выйдут.
— А, ну да. Ну, не станем им мешать, правда. Подождем.
Вскоре из подвала послышались приближающиеся негромкие голоса. Скрипнула дверь, и из полумрака зашарил по стенам блеклый сиренево-противный лучик дешевого китайского диодника. Мужик лет сорока тащил, прижав к пузу, две картонные коробки, неловко зажав фонарик сбоку. Сзади нарисовался еще один, помоложе, тоже с коробками. Мощные световые пучки Толикова маглайта и ненамного уступающего ему в максимальной яркости Олегова феникса, вспыхнув, уперлись им в лица. От неожиданности у первого мужика упала верхняя коробка, от громкого бряка в пол все вздрогнули.
— Тушняк, — вполголоса поведал Олег брату, — А у второго — сгуха. Вот такие дела…
— и переднему мужику, в полный голос:
— Ты че чужие коробки так небрежно бросаешь? Нехорошо…
Тот успел только пару раз моргнуть, щурясь от яркого света, как Толиков фонарик, крутанувшись в руке на 180 градусов и превратившись в дубинку весом более 400 грамм, врезался хвостовиком мужику в голову. Грохнула об пол оставшаяся коробка; закрыв глаза, врезался в стену «пострадавший». Второй мужчина бросил коробки на пол и бросился вниз по подвальной лестнице. Толик устремился за ним, явно с целью привнести немного света и в его голову.
— Тебе сколько обещали?… — обратился Олег к «сторожу».
— Я… Это… Я был не в курсе!.. Я думал — свое! Его! Он так сказал…
Снизу, из подвала, раздались крики и глухие звуки ударов. Процесс воспитания в действии — удовлетворенно подумал Олег и тяжелой пощечиной отправил обратно в стенку начавшего отлепляться от оной воришку.
— Ээээээ… Олег Сергеич! Честно — не знал! — тут же отрапортовал «сторож», — Честно! Не стал бы врать, признался бы. Честно. Не знал. Думал — за своим пошли.
— Врешь ведь… Я по глазам вижу, что врешь. Да ладно. Теоретически могло и так быть. Ладно. В общем так… Да, кстати, сколько они успели перетащить?
— Нисколько. Вот только поднялись.
— И ты ни возни в подвале не слышал, ничего?
— Чессноеслововамговорю, ничего не слышал! Это ж подвал!
— Врешь… Че испугался тогда, когда мы пришли?
— От неожиданности… Олег Сергеич.
— Ага. Ну ладно…
Из подвала поднялся Толик, таща за воротник мужичка. Выглядел тот не лучшим образом, и это слабо сказано. Он пытался что-то блеять, но лишь ронял розовую слюну на пол. Могучей левой Толик поднял его за шиворот перед собой, скептически осмотрел подопечного, брезгливо вытер фонарик-дубинку о его штаны, — и мощным пинком послал того в угол.
— … вот так вот, — заканчивал «инструктаж» нерадивого сторожа Олег, — Значит, тогда день на сборы. И завтра к полуночи чтоб тебя с семьей тут не было. Какая квартира? — он посветил на график дежурств, прикрепленный на стене, — 82-я. Я запомнил, завтра проверю. Все понял?
— Да.
— Вот так вот. В силу революционной целесообразности. Да и все равно уезжать — надо, Администрация же предупреждала? Ну и все. А день-два раньше-позже ничего не решают. Короче — собираетесь, — и пошел вон…
Не, Толян, не продолжай, у нас завтра тяжелый рабочий день, а еще дверь в стайку починить надо… Сильно там разломали? Да, слышь, ты, Джордано Бруно! Про инцидент этот и про подвал — никому, ты понял? А то… будет как с Джордано Бруно.
— Сволочи! Мародеры! — раздалось из отъезжавшей машины.
— Че бы вдруг? — пожал плечами батя, — Мы в своем праве. Отстояли свое — стало быть оно и есть наше…
Да. Мы, «сволочи и мародеры», мы мародерствовали в эти дни. Кто-то сидел дома. А кто-то уходил из города. С разной степенью успешности, впрочем.
Он шел переулками, уже темнело. Давил на плечо объемный рюкзак, нести за спиной он его опасался, — на плече всегда есть возможность быстро сбросить и выхватить свой НОЖ. В ноже он был совершенно уверен, как в себе самом.
Наконец- то вчера удалось уговорить жену. Наконец она согласилась с его доводами, что в городе вскоре начнется — уже начинается! — кровавый бардак, и это время нужно пережить подальше от мегаполиса. Не будет воды, не будет света, магазины и так уже закрыты, — анархия и беззаконие! А где беззаконие — там непременно и кровь! Лавер не заблуждался в человеческой натуре: когда не будет сдерживающих факторов в виде милиции, суда, — отморозки, которых за последнее время расплодилось пугающе много, себя покажут! И лучше в это время быть подальше от всего этого. Наконец-то жена с ним согласилась, хотя, конечно, для женщины бросать налаженный городской быт и переселяться куда-то «в леса» было трудным решением. Но позавчера хоронили ее сотрудницу, которую некие негодяи зарезали в подъезде за сумочку с остатками прошлой еще зарплаты, — по сути, убили просто так… Сын-студент, крепкий, похожий на отца Мишка, согласен был с самого начала; он, скорее всего, ресценивал отцовские рассказы как просто страшилки и был не прочь с месяцок поболтаться с отцом по лесам. Почему-то все были уверены, что за лето все как-то наладится, не может не наладиться! Лавер совсем не был в этом уверен и сейчас хвалил себя за предусмотрительность — за схроны, нычки с припасами и инструментом, на которые он, предвидя наступающие в мире темные времена, уже два года тратил изрядную долю и так-то небогатого семейного бюджета. Теперь-то все это воздастся сторицей, как говорится!
Идти через город с рюкзаками, да еще нести с собой ружье, которое он объявил утерянным, представлялось неразумным. Потому в два дня он перенес все необходимое на окраину, и вот сейчас нес самое ценное — ружье, консервы, остатки патронов, — основной запас был уже спрятан. Шел специально вечером, уже накануне комендантского часа, когда народ разбредался и так с полупустых улиц, и еще не заступили в дежурство ночные патрули.
Это была последняя ходка. Весь необходимый для ухода в лес шмурдяк, все имущество он уже в несколько проходов перетаскал в старый арендованный гараж на краю города: консервы, палатку, кое-какие инструменты, еще одну складную походную печку, фильтр, воду… Он всерьез собирался уходить от начинающегося в городе бардака. В себе он был уверен, — давали знать частые охотничьи походы; он знал места; он был уверен, что выживет в лесу, даже в зимнем, — тем более сейчас, летом. За пару недель он рассчитывал построить небольшую избушку, смонтировать печку. И заняться тем, что он знал и любил — охотой. Он был уверен, что все получится. Ему было не впервой жить в лесу и по неделе, — вопрос был в родных. Теперь этот вопрос решен.
