— Ты как там? — спросил Глеб, смотря в ночное небо.
— Нормально, — отозвался Епископ из темноты.
— Спи, — предложил Глеб, — а я посторожу.
— Не хочу. Бессонница.
— Бессонница? — Глеб улыбнулся, оценив шутку. — Ну, тогда я подремлю.
— Давай. Отдыхай.
Друзья замолчали.
Было тихо. Перестал ворочаться под землей ящер, может, просто затих, а может сдох. Если прислушаться, то было слышно, как тихо потрескивают остывающие камни, как журчит река далеко внизу, у самого подножия Утеса, как где-то осыпается щебень…
Глеб лежал на спине и смотрел в небо.
— Бессонница, — беззвучно шевельнул он губами.
Показалась припозднившаяся луна, зависла невысоко: раздувшаяся, красная, нездоровая. Подул ветерок, засвистел в трещинах, загудел, и уже ничего не было слышно, кроме этого гула.
Глеб закрыл глаза, но почему-то не мог заснуть. Не хотел. Какое-то время он лежал незрячий, слушая печальную песню ветра. Вспомнился безобразный эльф, покинутый, отверженный, его Плач, интонации голоса…
Куда ушел Страж Талисмана? Где он сейчас? Может быть, неподалеку, совсем рядом?
Ветер все усиливался, трепал листья шиповника, шумел…
Впрочем, шумел не только ветер. Взад-вперед бродил Епископ, бормотал что-то негромко. Должно быть, опять разучивал новые заклинания или вспоминал забывшиеся.
Шаги приближались.
Глеб тихо улыбнулся, представив, как сейчас вскочит и напугает товарища.
Епископ подошел совсем близко. Замер рядом. Глеб чувствовал, осязал присутствие друга, почти видел его…
Вот сейчас — вскочить, закричать, широко размахнуться руками. Напугать. Идиотская шутка, конечно…
Глеб чуть приоткрыл один глаз.
Епископ навис на ним серой тенью, загородив звездное небо. Он смотрел куда-то вдаль. Куда?.. Вдруг маг сделал резкое движение, и в руке его что-то блеснуло.
Нож? — поразился Глеб. — Откуда у него нож? — Он хотел спросить об этом товарища, но тут Епископ быстро поднял руку, взметнул лезвие к звездам, замер на мгновение. Это было красиво — серый силуэт на фоне звезд. Блистающее лунным светом лезвие в занесенной руке. Поза жреца, приносящего человеческую жертву… Жутко красиво…
Глеб, еще не совсем понимая, что сейчас случится, хотел подняться, но не успел.
Епископ как-то странно согнулся, словно сломался, и нож, очертив дугу, вонзился Глебу в грудь.
Вспыхнули звезды. Ухмыльнулась пунцовая луна. Бешено засвистел ветер.
Кровь хлынула в горло. Глеб схватился за рукоятку торчащего в груди ножа, попытался его выдернуть. Он хотел встать, но не смог даже пошевелиться. Руки ослабли. Тело вдруг сделалось огромным и тяжелым. Непослушным. Чужим.
Сознание поплыло…
Он не мог поверить случившемуся.
Сон. Это сон.
Чужие руки торопливо шарили по его груди.
Глеб увидел, как Епископ выпрямился, держа в руках Талисман. Глаз Й’Орха.
Силы окончательно покинули Глеба. Перед глазами заметалась черная пурга, он ослеп. Стало холодно.
«… делает слабых сильными…».
«… врагов превращает в друзей…».
А друзей? Делает врагами?..
«Доступ закрыт» — ворвались в сознание слова.
Он возвращался. Смерть возвращала его в реальную жизнь.
2
Епископ долго смотрел на безжизненное тело товарища.
— Ты все равно не отдал бы мне Талисман, — сказал он негромко. — А мне он нужен больше, чем тебе. Ведь у меня есть цель… Ты был хорошим парнем. Возможно, мы еще встретимся, и я надеюсь, ты не будешь держать на меня зла…
Маг склонил голову и надел Талисман на шею.
Дрожь пробежала по его телу. Сила влилась в мышцы. Разум прояснился, и пришло новое знание. Глаз Й’Орха нес в себе магию эльфов и гномов.
Епископ засмеялся. Он закатал рукав, обнажив стальную полосу, охватывающую локоть. Положил ладонь на зачарованный металл, зажмурился. Несколько минут стоял неподвижно. Ничего не происходило. Затем слабо засветились ногти. Минута — и засияла вся рука: от кончиков пальцев до плеча.
Маг зарычал, стиснув зубы. Его терзала боль. Кожа горела огнем, ломило кости, мышцы сводило судорогой. Но Епископ знал, что теперь у него достаточно знаний и силы для того, чтобы избавиться от проклятых оков.
Трепещущее сияние охватило всю его фигуру. Постороннему наблюдателю могло показаться, что человек горит, что языки разноцветного пламени вырываются из глубины тела, лижут кожу, пожирают плоть…
Епископ выкрикнул короткое заклинание, каркнул хрипло. Впился скрюченными пальцами в ненавистный браслет-налокотник, рванул из всех сил и скривился от невыносимой боли.
Металл раскалился, стал мягким, пластичным. Он проминался под пальцами, гнулся, но усилиям мага не поддавался. На оковы были наложены сильные чары.
Епископ поднял глаза на кровавую луну, подставил лицо ночному светилу, и аура, окутывающая его фигуру, побагровела. Вновь маг прокаркал заклинание. Вновь изо всех сил рванул стальную полосу, едва не выдрав себе плечо, и металл жалобно застонал. Почувствовав слабину оков, Епископ выкрикнул новое заклинание, заскрежетал зубами, напрягся, растягивая ставший податливым браслет, и сталь лопнула, рассыпалась мелкими брызгами, разлетелась облачком, осыпалась на камни горячим дождем.
Маг пошатнулся. Шагнул назад. Уставился на освобожденную руку, пошевелил пальцами…
Свободен… Свободен!
Епископ ослаб, но Сила была в нем. Он теплилась, дремала. Ее надо только напитать, и тогда она проснется.
— Я свободен! — прохрипел маг сорванными голосовыми связками.
Немного отдышавшись, Епископ наклонился к мертвому Глебу, сказал:
— Ты действительно помог мне. — Он присел рядом с трупом и принялся тщательно обыскивать тело. Выгреб монеты из карманов, с указательного пальца снял оловянное колечко. Достал со дна торбы запрятанный мешочек с деньгами. Выдернул нож из груди мертвеца, вытер о свою одежду, взял лезвие тремя пальцами, словно хирургический инструмент. Низко-низко склонился над лицом убитого, нацелился ножом…
— Мне потребуется от тебя еще кое-что, — прошептал Епископ, делая несколько тонких разрезов остро отточенным лезвием, — все равно тебе это уже не пригодится…
Он выпрямился, встал, держа на ладони два вырезанных глазных яблока. Бросил окровавленный нож на землю, освободившейся рукой залез в один из своих бесчисленных карманов, достал чистую тряпицу, завернул в нее страшный трофей, убрал. Затем осмотрелся по сторонам. Поднял нож, обтер рукавом, спрятал.
Епископ не спешил. До наступления утра оставалась еще куча времени.
