— Да что с ним толковать, — рявкнул Ювеналий. — Вяжем мерзавца и тащим в город. Там разберутся.
Мы с Фортисом подошли друг к другу, хлопнули по плечам. Оба показали себя молодцами в бою. Уж на что я не растерялся, а мой друг вообще на равных рубился с супер-Игроком, а сам при этом истекал кровью.
— Два левела, — одними губами сказал он. — Четырнадцатый.
Я огляделся и увидел свою кучу книг, вывалившуюся за убитого мной Игрока и предыдущие победы. Подсчитал. Ахнул.
— Одиннадцать уровней. Теперь — шестнадцатый. Это вам не в пузырьки…
— Поздравляю, — искренне обрадовался Фортис. — Молодчик! Теперь буду тебя нагонять. Кота моего не видел?
— Видел, конечно. Он с нами в колеснице был.
— Живой хоть?
— Ха. Когда началась заварушка, этот дятел опилочный тотчас же слился на дно багажной люльки, закрыл глаза и всем видом показывал, что будет держать жесткий нейтралитет.
— Хорошо. А я уж начал переживать, не попал ли он под раздачу в общей суматохе.
— Эта профура?! Ну, если только примут за дохлятину и выкинут из тарантаса. Хотя, думаю, стоит потянуть его за хвост, он сразу же перейдет из режима ожидания во включенное состояние.
Я взял четыре левела Стрельбы, три Силы, два Владения Оружием и два Разведки. И сразу почувствовал, как раздвинулись передо мной границы обзора, ощутил движение зверей в лесной чаще неподалеку, а глаза мгновенно приметили трех питомцев Игроков, кружащих под облаками. Вот это да! Я теперь мог навскидку послать стрелу за двести шагов в видимую лишь мне одному цель. Стрельба плюс Разведка оказались убийственным сочетанием. А впереди еще выбор питомца и новая внешность. Вот теперь я мог с уверенностью сказать, что жизнь-то налаживается!
Летопись Кезона. Укрощение Имира
Андвари промочил горло водой и продолжил чтение:
— И собрал Кезон немалую армию из душ, затерявшихся на ледяных просторах Нифльхейма. И возглавил ее, подняв над своими воинами штандарты с головой совы. В ужасе разбегались инеистые великаны йотуны, созданные из холодных брызг Элливара, пред величавой поступью воинов, когда предстали они во всем своем могуществе в их мире Йотунхейме — источнике природной Мудрости. Кезон пришел под стены крепости Менглед, поднявшись на гору Лювьяберг. Лязгнули ворота крепости из переплетенных кованых прутьев, и выступило из них воинство защитников Йотунхейма. Имир Возрожденный — великий из величайших, отдавший свои кровь и тело Земле, вывел свое войско против Кезона на кристаллические поля подле крепости Менглед. Встали плечом к плечу со своим предводителем: бог Холмовых Гигантов Гроллантор, царь Штормовой Твердыни Стронмаус, Верпак Разрушитель — вождь огров — и даже затворник Аннам — владыка Скрытого Царства — примкнул к воинству Имира. Ряды гигантов скрепляла ненависть к людям. Они сражались за Мудрость Природы, не желая отдавать ее смертным. Сошлись и смешались ряды двух полчищ. Людские души в звериных обличьях бились с великанами и ограми, рвали и терзали друг друга противники так, что дрожали каменные столбы на склонах Лювьяберга. Дважды оттесняли их йотуны от стен крепости, и дважды Кезон вдохновлял своих воинов на новый штурм. Кезон своей рукой зарубил Стронмауса и Верпака, а Аннама уничтожил одним лишь взглядом. Но пробился к Кезону сквозь ряды сражающихся сам Имир, и сошлись два предводителя в жестокой битве. Иступились их клинки, и сошлись тогда оба в рукопашной. Холмы Йотунхейма задрожали от их противоборства. Великан хотел раздавить противника, словно муху, но сам едва не лишился жизни в смертельных объятиях прославленного полководца. Заморозил Имир своим дыханием ноги Кезону, но тот раздробил пальцами правую руку Имира, распылив вокруг его плоть множеством сверкающих капель. Уже погас костер Великой битвы, оба войска отступили друг от друга, чтобы похоронить павших и привести в порядок свои ряды, а сражение исполинов продолжалось. Наконец пал Имир, и кровь, исторгнутая его телом, дала душам Нифльхейма возможность снова обрести человеческую плоть. А Кезон познал Мудрость Природы Йотунхейма и присоединил ее к Силе, обретенной в Ледяном Мире. И открылись ему тайны тайн, и по величию сравнился он с ушедшими богами, навсегда отбросившими тени на все миры Древа Иггдрасиль. Собрал Кезон своих сторонников, исцелил раненых и оживил мертвых. А потом повел их извилистыми тропами обратно в Срединный Мир Мидгард. И большинство людей сбросило свои проклятия и присоединилось к ныне живущим. Так Кезон исполнил свои обещания. Лишь один трусливый воин, бежавший с поля боя, остался обреченным отбывать срок в Мидгарде в низшем теле за свои грехи. А Кезон во главе спасенных им людей вернулся в Баркид, чтобы вновь воцариться на престоле, продолжать свое дело и проповедовать новое священное учение. Учение о человеческой сущности, позволяющее слабым смертным понять свое предназначение и управлять энергией, в них скрытой. Так заканчивается летопись о Кезоне — величайшем воителе и философе со времен возникновения миров Древа Иггдрасиль.
Андвари отложил летопись и хмуро взглянул на своего единственного слушателя. Тот выпустил к потолку клуб дыма из длинной тонкой сигареты, посмотрел на нее и с сожалением затушил о край каменного стола. Потом встал, расправил плечи и прошелся по кабинету, переступая через опрокинутые стулья. У него было выразительное тонкое лицо с волевым подбородком и высокими скулами. Сдвинутые брови придавали ему хищное и свирепое выражение. Мифриловая кольчуга, драгоценная редкость в баркидской локации, отбрасывала яркие блики, как бы высвечивая ими ужасный разгром, царивший в помещении храма. Вынесенная «с мясом» дверь валялась на мраморных плитах пола в двух шагах от проема, и проникавшие в зал сквозняки перелистывали пожелтевшие страницы разбросанных повсюду фолиантов. Андвари уныло прошелся взглядом по своему рабочему кабинету и вновь сосредоточился на необычном посетителе.
— Любопытный опус, ничего не скажешь, — подвел итог незнакомец.
Подвальная дверь в кабинет с грохотом распахнулась, и в зал вошел еще один Игрок. Двухметровый детина с пшеничными усами и красными зрачками, как спеленутого ребенка, бережно нес, прижимая к груди, несколько пыльных бутылей вина. Он аккуратно поставил их на стол, взял одну, привычным движением вышиб пробку, поднес к губам, и раздалось громкое бульканье, подкрепляемое движениями кадыка. Напившись, здоровяк утер губы рукавом своего некогда парадного, а теперь покрытого дорожной пылью камзола, сочно рыгнул и обратился к своему спутнику в мифриловой кольчуге:
