Кольдеве проворчал по-немецки что-то пренебрежительное.
— Бедный Луис! И зачем он только небо коптит! Он был бы куда полезнее, если бы лежал в земле и удобрял собой почву!
Ханна задумчиво посмотрела на Кольдеве.
— Ханс сердится?
— Человек со скачущей лягушкой! — сказал Санмартин с подчеркнутым отвращением.
— То есть? — не поняла Ханна.
— Марк Твен, — твердо ответил Кольдеве. Ханна покачала головой.
— Ну как же! Сэмюэл Лэнгорн Клеменс! «Том Сойер»! «Гекльберри Финн»! «Человек, который совратил Гедлиберг» и «Золотой век»! Неужели не чи7 тали?
Ханна покачала головой.
— Здесь хоть кто-нибудь читал Марка Твена? — громко поинтересовался Кольдеве.
Десятый взвод был давно знаком с этими причудами и оставил вопрос без внимания. Санмартин разглядывал стены. Каша демонстративно повернулась спиной.
— Где я, в Лехе или в храме? — вопросил Кольдеве.
— То есть? — снова не поняла Ханна.
— Книга Судей, глава пятнадцатая и шестнадцатая. Если я в храме, то вы Далила, мне обрежут волосы и поставят между столбами. Если я в Лехе, то веревки на руках моих сделаются как перегоревший лен, а Рауль пожертвует свою челюсть на благое дело.
— Ах ты, Самсон! Сколько гнева, сколько пыла — и все из-за какой-то скачущей лягушки! — пожал плечами Санмартин.
Ханна наконец не выдержала и рассмеялась. Унявшись, взглянула на Ханса и захихикала снова.
— Я воспрянул духом, снова свеж и полон сил! — объявил Кольдеве.
Ханна схватилась за голову.
— Ханс, слышишь? Телефон! — сказал Санмартин и раскрыл пакет. — Кстати, вот это тебе от Альберта. Йоханнесбургское общество любителей камерной музыки устраивает концерт, и нам прислали приглашение. Он тебя очень звал, Ханна.
— А ты пойдешь?
Улыбка исчезла с лица Санмартина. Он замотал головой.
— Не могу. Претория, потом ночные учения… Ханна встала и молча ушла.
— Ну что я теперь-то сделал не так? — пробормотал Санмартин.
Кольдеве вместо ответа сам спросил:
— Кого ты оставил вместо себя?
— Эдмунда. Ты знаешь, мы с тобой на пару, пожалуй, сумеем сделать из него адмирала.
— Руди говорит то же самое о тебе.
— Ну, Руди тоже может ошибаться. — Санмартин поудобнее устроился в кресле и окинул взглядом стол. — Слушай, Ханс, а почему ты улетел с Земли? Ты же, кажется, желал стать писателем…
— Писатели хотят говорить о Вселенной в целом и о Человечестве с большой буквы. Но Вселенная велика, и ей все до лампочки, а у Человечества с большой буквы нет адреса. В наше ублюдочное время литература наполовину порнуха, наполовину академическая грызня. И первое даже приличней второго. Я не хочу, чтобы люди смотрели на меня и говорили: «Бедный малый, всю жизнь дурью мается!» Санмартин положил подбородок на руки.
— И что же, тебе хочется смести с лица Земли эту дрянь? Просто все стереть и начать заново?
— Еще бы! А как ты думаешь, с чего бы я похоронил свой гений здесь, вместе с тобой и прочими Богом забытыми придурками?
— Нет, серьезно. Вымести мир начисто, и пусть все начнется заново…
— Друг мой, ты слишком много времени провел среди вояк.
— Может быть, Ханс. Может быть. А что бы сказали твои ученые, начитанные друзья, если бы увидели все это? — Санмартин очертил рукой круг.
— Я думаю, пришли бы в восторг от здешних меж-дусобойных разборок. В вояках они не очень разбираются, но наше ремесло обожают. Война — штука глупая и бесполезная, чего же им еще?
— Ну да, они все это говорят, особенно те, кто никогда не воевал и не желает. «Атака легкой кавалерии», воспевающая бессмысленную гибель на поле боя…
— Ну, а поэма о бригаде Скарлетта опоздала на двадцать лет. К тому же она плохо написана. Кто их теперь помнит? — Кольдеве нехотя ковырялся ложкой в каше. — Мы для них — всего лишь пешки их Наполеонов и Цезарей. Они не могут представить себя в роли простого копейщика.
— Ребята Скарлетта знали свое дело, — сказал подсевший к ним Береговой. — Люди не любят вспоминать о них. Это пугает. Как все, чем они управлять не могут, — неожиданно добавил он, протягивая Раулю чашку с чаем.
— Да, именно так, — медленно произнес Санмартин, глядя в чашку.
— Берри, как ты думаешь, какой должна быть хорошая книга? — спросил Кольдеве.
Береговой подумал.
— Простой, — ответил он. — Хорошие побеждают, плохим дают по мозгам, герой женится на своей возлюбленной.
— И хорошо бы, чтобы в жизни было так же, да? — сказал Санмартин.
На собраниях ячеек Стридом говорил быстро и энергично.
— Мы должны быть не менее беспощадны, чем имперцы. Мы должны уничтожить их, пока они не уничтожили нас. Мы должны уничтожить uitlanders, чужаков, этих ковбоев, которые помогают имперцам обращать нас в рабство. Мы должны поразить их, поразить тяжкой десницей Господней! И я говорю вам: мы должны сражаться и победить, чтобы народ африканеров жид!
Он тонко чувствовал и свое положение в Ордене, и реакцию аудитории. На этот раз она оказалась довольно прохладной. Ван Эден встал и попросил слова.
— Но что, если первое выступление провалится?
— За нами встанут силы народа! Народ поддержит нас! Главное — не позволять трусам и предателям подтачивать мощь народа африканеров изнутри, и тогда мы победим! — заявил Стридом.
Ван Эден нервно переминался с ноги на ногу, явно не готовый к тому, чтобы принять на веру столь глобальное утверждение. Он был делегатом йоханнес-бургской ячейки. И самым слабым и ненадежным из всех присутствующих. Надо следить за ним внимательнее, подумал Стридом.
— Народ должен быть очищен! Фермы, поставляющие продовольствие имперцам, сжечь! Дома, где живут предатели, сжечь, а самих предателей — расстрелять, как бешеных псов! Грядут последние времена, и избранным надлежит отбросить слабых, дабы одержать победу!
Все присутствующие ожидали услышать нечто подобное, и многие даже приветствовали эти слова, но по комнате пронесся легкий ропот. Председатель, Коос Гидеон Шееперс, махнул рукой, призывая всех соблюдать тишину, и сделал знак Стридому.
Ван Эден заговорил снова:
— Но если мы будем проводить тактику выжженной земли, города вымрут с голоду!
— Тогда пусть те грешники, которые не желают присоединиться к правому делу, погибнут! Я ожидал от вас большей веры, большей решительности, Аарон! — сказал Стридом. Ван Эден смущенно опустил голову и сел на место. Тем не менее, поняв намек Шееперса, Стридом резко сбавил тон, сменил его на увещевательный. — И тем не менее одержать победу после недолгой борьбы вполне в наших силах. Первый удар будет молниеносным и внезапным. Враг могуч, но его основные силы сосредоточены в стороне от сердца наших земель. — Он ткнул пальцем в штаб-квартиру Кимуры в Ридинге. — И к тому же пред Господом мы сильнее! Гнев Господень грянет над этим змеиным гнездом. — Он указал в сторону космопорта. — И здесь тоже, ибо мы завлечем сюда силы безбожников, дабы разрушить и повергнуть в прах их мощь. Могучая десница Божия сметет с небес корабли пришельцев, и мы с триумфом освободим города нашего народа от угнетателей!
